Уездный город С*** - Дарья Андреевна Кузнецова. Страница 32


О книге
трепетно относился к ближайшим родственницам, не в силах им отказать. Но бог с ним самим, а вот Аэлиту было по-человечески жалко. Титов не сомневался, что Брамс понятия не имеет о том, кто и как пытается устроить её жизнь, и наверняка очень огорчится, если узнает, что два года её исподволь контролировали. Для него такое отношение было дикостью, его собственный отец с пониманием принял неожиданный выбор дочерями призвания, и самому Натану подобное уважение к чужому выбору казалось естественным.

А ещё было неясно, за что он удостоился подобной чести и доверия. Мать Аэлиты повела себя дурно, но вряд ли она попыталась бы свести дочь с человеком, о котором ничего не знала. Выходило, заочно она с Титовым знакома. Откуда? Да к гадалке не ходи, Чирков разболтал. Может, и личное дело показывал, с него сталось бы…

Натан бросил взгляд на дверь в кабинет полицмейстера и, поморщившись, отказался от идеи вернуться и задать ещё несколько вопросов. Довольно уже поговорили, а на новые неприятности нарываться не стоит, наверняка Чирков успел взять себя в руки.

Ещё некоторое время постояв на месте, Титов стряхнул оцепенение и направился в двадцать третью комнату, чтобы отдать портреты и некоторые распоряжения. Надо было предупредить городовых, чтобы обращали внимание на старьёвщиков, ломбарды и просто людей на улицах. Если одежда обеих убитых ничем особенно не отличалась от вещей прочих горожанок, то саквояж швеи был вещью приметной – сделан на заказ, имел необычный цвет и размер.

Натан понял, как правильно поступить с Аэлитой, и от этого на душе вмиг стало спокойнее и легче. Он не будет ни рассказывать что-то Брамс, ни намеренно портить с ней отношения, чтобы только насолить какой-то малознакомой женщине. Пусть всё идёт дальше ровно так, как шло, и бог над всеми судья. Одно только Титов намеревался сделать: нарушить напутствие Чиркова «беречь Алечку вот от такого», а напротив, в полной мере привлечь Брамс к расследованию и постараться по возможности обучить её служебным премудростям. Если она поймёт, что сыск не для неё, так пусть это будет осознанный выбор, а не обман «из лучших побуждений и заботы о благе бедной девочки».

В двадцать третьей комнате поручик с удивлением обнаружил, что у уголовного сыска гости. На одном из стульев сидела элегантно одетая молодая женщина в шляпке с поднятой вуалью. Лицо её было красным и припухшим от недавно пролитых слёз, но общество Элеоноры и остальных действовало ободряюще: Михельсон пристроилась рядом и что-то оживлённо обсуждала с незнакомкой, над ними на краю стола притулился Валентинов, а с противоположной стороны сидел Адам.

На приветствия ушло полминуты. Женщина была представлена как Анна Сергеевна Хрищева, Титов коснулся губами затянутой в перчатку руки, и, когда формальности были соблюдены, Михельсон пояснила:

– Анну Сергеевну направил к нам городовой. У неё беда случилась, пропала сестра.

– Когда пропала? – поинтересовался Натан, присаживаясь к столу сбоку. Чогошвили, опомнившись, попытался уступить место начальству, но поручик только махнул рукой. Он внимательно разглядывал Хрищеву и всё яснее понимал, что знает, где именно находится пропавшая сестра.

Мужчина положил планшет на колени, отщёлкнул застёжку, чтобы достать бумаги.

– Вчера, – дрогнувшим голосом проговорила посетительница. – Мы с сестрой шьём. Я работаю дома, раскраиваю, собираю всё, Лена занимается отделкой, и она же обычно подгоняет по фигуре, поэтому чаще ездит к клиенткам. Мой муж служит шофёром на «Взлёте», ему удаётся порой выкроить время, чтобы помочь отвозить наряды, и встречает вечером, если приходится возвращаться поздно…

Всё небольшое семейство жило в доме на Троицкой, доставшемся Хрищеву от покойных родителей, почти на берегу притока. Со слов Анны Сергеевны, отношения были мирными, дом – просторным, и три человека совсем не мешали друг другу. Вчера вечером Елена отправилась к постоянной клиентке, которая заметно потеряла в весе и просила ушить несколько новых нарядов. От той швея вышла около восьми вечера, отказавшись от сопровождения – время ещё не позднее, светло, а идти недалеко. К тому же Елена была очень решительной и бойкой девушкой, в отличие от тихой сестры, и ничего не боялась.

Когда к полуночи Хрищев вернулся домой со службы, он застал белую от страха и потерянную жену, которая уверяла, что с сестрой случилась беда: прежде та никогда настолько не задерживалась и уж тем более не сбежала бы никуда без предупреждения. Ночью они вместе с городовым обошли улицы, по которым сестра могла бы направиться домой, обзвонили больницы и опросили подруг – бедняжку никто не видел.

Титов аккуратно записал всё – кто, когда, где. Имена клиентки, подруг, адреса, место службы супруга Хрищевой, фамилию сестры… Наконец, когда неизбежное стало уже нельзя оттягивать, спросил, показывая портрет:

– Скажите, Анна Сергеевна, вы, случайно, не знакомы вот с этой особой?

– Это же Лена! Откуда у вас эта картинка? – растерялась та.

– Боюсь, у меня для вас дурные вести, – стараясь говорить как можно мягче, осторожно начал Натан, коря себя за неумение подобрать другие, новые слова, а не те, которые были сказаны сотню раз в таких же случаях…

…Отбыл из Департамента Титов только через час, едва не забыв напоследок озадачить Михельсон поисками извозчика Короба с пегой лошадью. Поручик как раз успевал добраться до Федорки к оговорённому с Аэлитой сроку, однако из-за раннего подъёма чувство было такое, словно день должен уже клониться к вечеру.

Разговор с сестрой убитой девушки вымотал Натана до крайности, причём не столько он сам, сколько его неожиданные последствия: мужчине пришлось обратиться к дару жiвника и неплохо потрудиться. Анна Сергеевна оказалась беременна, и тяжёлые вести произвели на впечатлительную особу сокрушительное воздействие. Титов ей помог, потом совместно с Чогошвили сопроводил несчастную до больницы, благо располагалась та неподалёку, и оставил на попечении врачей, после чего направился в институт, пребывая в исключительно поганом настроении.

Убийцы на следовательском пути Натана попадались разные: иные из них стоили жалости куда больше, чем жертвы, другие вовсе вызывали внутреннее одобрение. Закон есть закон, Титов это прекрасно сознавал, как сознавал и то, что оный закон – есть некая усреднённая величина и ни одно из правил не способно принести справедливость во всех без исключения случаях.

Про нынешнего, этого вѣщевика, Натан уже точно знал, что он сволочь, которую необходимо предать суду как можно скорее. В этом случае Титов готов был лично ратовать за виселицу.

Глава 9. Штрихи к портрету

Поручик замер на пороге лаборатории в неуверенности, не решаясь нарушить ход работы: Аэлита была настолько на своём месте, что отвлекать

Перейти на страницу: