– Нет. А почему должны? – не выдержал всё-таки Титов.
– Ну как же? Живая вода, мёртвая вода, прекрасное сочетание! – охотно отозвался Лопух.
Прощался с ним поручик в твёрдой уверенности, что профессор ещё более безумен, чем его пациенты. Или это вовсе какой-нибудь особо шустрый больной, который раздобыл где-то халат?
Они некоторое время постояли на пороге, оба растерянные и не знающие, что говорить. На удивление, первой со смятением справилась Брамс и предложила:
– Может, пройдёмся немного пешком? Мне кажется, я сейчас всё равно не смогу сосредоточиться, а батюшка уверяет, что прогулки на свежем воздухе полезны, – немного грустно заключила она.
– Вы расстроены? – осторожно уточнил Натан, когда они спустились с крыльца и зашагали по тротуару. Ладошка девушки сама собой, очень естественно уцепилась за локоть мужчины, и никто из двоих даже не обратил на это внимания.
– Не знаю, – подумав пару мгновений, честно призналась Аэлита. – Намёки эти его!.. – недовольно фыркнула она. – А ещё я очень удручена тем фактом, что психиатр ничем не сумел помочь. Хочется поймать убийцу побыстрее.
– Узнать, как он следы заметал? – с иронией поинтересовался Титов.
– Мы это и так знаем почти наверняка. Просто… – Она осеклась и вновь замолкла, потом продолжила неуверенно: – Просто мне не по себе от мысли, что он где-то здесь. Может быть, идёт нам навстречу вот по этой самой улице.
– Ну бросьте, Аэлита Львовна, по этим улицам могут ходить и куда большие негодяи, – растерялся от её ответа поручик.
– Нет, это я прекрасно понимаю, дело в другом. Он же вѣщевик!
– И что? Вы не знали, что вѣщевики тоже люди, притом совершенно разные люди, и среди них попадаются злодеи?
– Я не знаю, как сказать, – пробормотала Аэлита совсем уж потерянно. – Считается ведь, что вѣщевики обыкновенно холоднее и равнодушней прочих людей – особенный склад ума, влияние дара. Мёртвая вода, как этот доктор сказал. А те убитые женщины… Мне кажется, это сделал очень холодный и равнодушный человек.
– И? – продолжил недоумевать Титов.
– Мне всё больше кажется, что мы с ним похожи, и очень хочется наконец посмотреть на него и понять, что это не совсем так… Вы чего? – растерялась Брамс, потому что на этих словах поручик запнулся и замер статуей, так что вѣщевичка, по инерции сделав ещё пару шагов, но не выпустив руки мужчины, оказалась перед ним лицом к лицу.
– Откуда вы взяли эту чушь?! – возмутился Натан после пары секунд молчания.
– Ну… Как же… – совершенно смешалась Брамс, не желая признаваться, что до подобного вывода дошла сама.
– Немедленно выкиньте это из головы, – проворчал Титов, справляясь с эмоциями и увлекая Аэлиту дальше по улице. – Наличие или отсутствие таланта никак не сказывается на умении чувствовать и сопереживать. Если следовать вашей логике, все жiвники должны быть исключительно эмоциональными и впечатлительными существами, однако и среди них хватает злодеев и убийц. Вы в курсе, что исторически большинство палачей были именно жiвниками, что пытки и иные грубые методы дознания – исключительно наша епархия? – горячо возмутился он. – И уж тем более полная ересь, что лично вы какая-то равнодушная или холодная!
– Но вы же меня совсем не знаете, – неуверенно возразила она.
– Я знаю вас достаточно для того, чтобы делать выводы. Пообещайте выбросить эту глупую теорию из головы!
– Я подумаю об этом, – упрямо возразила Брамс, и настаивать Титов не стал – понимал, что бесполезно, вѣщевичка упёрлась.
– Ну хотя бы сказки перечитайте про живую и мёртвую воду, – устало попросил Натан. – Мёртвая вода не только убивает, а живая – не только воскрешает.
– Если будет возможность, – опять увильнула от прямого обещания Аэлита. – Давайте возьмём извозчика? Мне кажется, пора заниматься делом.
– Извольте, – с тяжёлым вздохом кивнул поручик, удивляясь, почему высказывание спутницы так его рассердило и так захотелось вдруг переубедить её.
Недолгий путь до Федорки прошёл в молчании. У Титова мысли произвольно прыгали с поисков убийцы к сидящей рядом вѣщевичке и обратно, не поддаваясь попыткам сыскаря призвать их к порядку и сосредоточиться на единственном вопросе.
А Брамс напряжённо обдумывала слова поручика и всё яснее понимала, что он прав, что всё сказанное ею – полная чушь. И стало в этот момент ужасно стыдно, что она поступила недостойно нормального учёного, выстраивая свою теорию на непроверенных допущениях. Не имея не только глубоких, но вообще хоть сколь-нибудь внятных познаний в психологии, она взяла за основу некоторые весьма спорные утверждения, крепко запавшие в душу, вроде вот этого отличия вѣщевиков от всех прочих людей. Мягко говоря, глупый и непрофессиональный подход, причём на это ей указал человек, от науки весьма далёкий, – вдвойне стыдно!
Правда, к самому поручику Аэлита стала теперь относиться ещё лучше: и уважение окрепло (всё же он сумел указать ей на серьёзную ошибку, а ошибки вѣщевичка признавать умела), и прибавилась благодарность за то, что нашёл нужным высказаться.
Наконец экипаж остановился, и Брамс, намереваясь выбраться наружу, поднялась с сиденья, но потом вдруг обернулась, быстро коснулась губами щеки мужчины и, тихо шепнув: «Спасибо!» – выпорхнула наружу.
Сковавшее его оцепенение Натан сбросил только через несколько секунд, назвал извозчику следующий адрес и откинулся на спинку сиденья.
Теперь мысли кружились вокруг единственного предмета. Вот только совсем не того, что следовало бы.
Остаток дня прошёл за суетой безрезультатной, но необходимой: осмотром жилья, опросом родных, знакомых и просто соседей Елены Дёминой. Сам Титов не верил в наличие хоть какой-то связи между двумя покойницами, но веру к делу не подошьёшь, и проверять Натан предпочитал всё до конца.
Навалову, чей портрет он показывал, никто не знал и не видел, никаких ухажёров или хотя бы просто знакомых вѣщевиков в окружении покойницы не появлялось, неожиданных поступков она не совершала, жила семья мирно – Хрищев оказался очень тихим человеком. Соседка из дома напротив уверяла, что крутит мужик с обеими сёстрами и вообще творят разврат и непотребство, но Натан имел неопровержимое свидетельство благонравия младшей из сестёр, поэтому к словам женщины отнёсся скептически.
Комната девушки отвечала портрету и занятиям: в основном шитьё, много крахмальных кружевных салфеток и просто кружев. Нашёлся и девичий альбом, с неизменными стихами, умными мыслями и рисуночками, явно сделанными разными почерками. Были письма, но от женщин, и адресаты не менялись несколько лет – наверное, перебравшиеся в другие города соученицы и подруги. Наряды у покойницы в шкафу имелись двух типов: модные, яркие, для жизни; более скромные и удобные, но сделанные со вкусом и не лишённые изящества, явно для работы и визита к клиенткам, в одном из каких она и пропала,