А потом по земле прокатился низкий, тихий стон, волной ударивший под колени. Брамс дёрнулась и взмахнула руками, пытаясь устоять, и плач флейты оборвался. А дом начал раздуваться, увеличиваться на глазах, словно нечто, запертое внутри, решило стряхнуть с себя неудобный деревянный ящик. Аэлита, опустив флейту, наблюдала за этим зачарованно, едва ли не открыв рот.
Титову понадобилось мгновение, чтобы оценить обстановку и сообразить, к чему всё идёт. Прыгнув вперёд, он смёл вскрикнувшую девушку, ещё несколько шагов сделал по инерции, с ней в охапке, уже падая; после – откатился за ближайшую ель, прижав Брамс к земле, обхватив её голову ладонями и закрыв уши, а сам зажмурился, лбом уткнувшись ей в плечо. Вѣщевичка возмущённо ахнула и набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать поручику всё недовольство, но не успела.
Ярко вспыхнуло и громыхнуло – низко, резко, с оттяжкой, словно совсем рядом ударила молния. По земле под спиной прокатилась дрожь, и Аэлита сама уже испуганно вцепилась в поручика, крепко зажмурившись и боясь даже дышать. Охнула ель над головой, засыпая лицо вѣщевички иголками. Земля несколько раз вздрогнула, потом вновь что-то бахнуло – тише, но где-то совсем рядом, и сверху опять посыпался мусор.
А потом всё разом стихло. Мир замер в ожидании – будет что-то ещё или уже можно облегчённо выдохнуть?
Аэлита выдыхать не спешила, только обеспокоилась – Титов лежал без движения. Вдруг с ним что-то?.. Но всерьёз испугаться не успела, потому что поручик завозился, перекатился на спину, сел, продолжая одной рукой приобнимать жмущуюся к нему девушку; да у Натана и выбора не было, Аэлита вцепилась клещом.
– Брамс, прикройте уши, сейчас я буду ругаться, – проговорил мужчина с усталой насмешкой. Вѣщевичка, конечно, не послушалась и даже китель не выпустила, но немного расслабилась и обернулась на дом.
То есть на то место, где он недавно стоял, а сейчас – полыхали развалины. Нижние венцы пережили взрыв и остались на своих местах, крышу раскидало по округе, а прочие части стен ежовыми иголками торчали в стороны. Некоторые брёвна отлетели достаточно далеко; одно из них чудом не задело полицейских, спасла толстая старая ель – живое дерево не уступило мёртвому, даже не накренилось от удара. Печь почернела и покосилась, обрушилась труба и часть кладки, и выглядела она сейчас как одинокий обломанный зуб в грязном рту старого нищего.
К счастью, реакция поручика не подвела, от дома их отделяло несколько саженей, так что взрыв не навредил ни ему, ни вѣщевичке. Только в ушах малость звенело, саднило плечо – кажется, задело обломком или, может, ушиб при падении.
Над крышами уже тревожно выла сирена. Огнеборцы не мешкали: в наполовину деревянном городе любой пожар мог обернуться катастрофой. Но, кажется, не теперь; горело как-то удивительно слабо, особенно если принять во внимание, что дождя толком не было уже две недели.
А ещё через пару мгновений, словно по велению всё той же сирены, громыхнуло прямо над головами. Сидящие на земле сыскари одновременно вздрогнули, но тревога оказалась ложной: вслед за этим взрывом с неба хлынула вода, зашелестев вверху по плотным конусам еловых крон. Гроза подкралась так незаметно, что теперь казалось – возникла прямо над горящим домом, словно намеренно, чтобы не дать пожарным работы.
Титов стряхнул оцепенение, когда с ветки скатилась крупная холодная капля и шлёпнулась ровнёхонько на макушку. Вздрогнул, мотнул головой и принялся подниматься. Дело это оказалось трудное, очень уж мешал довесок в лице вѣщевички, однако оттолкнуть её рука не поднималась – Аэлита была явно на грани паники.
Да и, если уж совсем честно, не хотелось отпускать-то. И не только потому, что обнимать её было попросту приятно, Натану и самому вот так было спокойнее.
В случайность он не верил. Ну в самом деле, что могло случайно взорваться в старом, брошенном доме? Имелось бы там что-то опасное – давно бы уже проявило себя. И даже если Брамс спровоцировала взрыв, всё равно это было исключительно странно: ну не печка же там бабахнула! Да ещё так, словно в доме хранили бутыль нитроглицерина. Ни один, даже очень толковый, вѣщевик не сумеет заставить взорваться то, чему взрываться природой не положено!
Не говоря уже обо всех тех странностях, которые происходили до взрыва и о которых Титов подумал только теперь. Ну, положим, бомба. Бабах – и нет поручика. А вот эти странные шевеления стен старого дома, да и первый, предупреждающий, толчок? Просто так совпало и где-то рядом ударила молния? Вот только на гром всё это тоже не походило, а больше ни единого разумного, внятного предположения у мужчины не появилось…
– Что это было? – жалобным тоном протянула Аэлита.
– Это я у вас хотел спросить, – отозвался Натан. – Зачем вы за флейту взялись?
– Не знаю. Мне этот дом сразу не понравился, потом я поняла, что чувствую что-то не то, и вот… попыталась проверить, что это. Я не успела подумать как следует, вы хотели в дом зайти.
– Знаете, Брамс… В следующий раз, если вам что-то такое почудится, а я продолжу упорствовать, – бейте, – с нервным смешком ответил поручик. – Готов поручиться, что ваше чутьё только что спасло нас обоих. Спасибо. Обязуюсь впредь слушаться!
Аэлита в ответ неуверенно улыбнулась, и глаза её сделались совершенно сияющими, восторженными. Она молча кивнула в ответ, не отводя взгляда.
Под этим взглядом мысли у поручика отчего-то разбредались, цеплялись за то, что ладонь девушки лежит у него на груди точнёхонько против сердца, которое колотится неровно, уж очень торопливо, в трепетном волнении.
Может, Титов и сообразил бы, отчего сердце так заходится, да только в этот момент с еловой ветки сорвалась ещё одна капля, прямо на нос вѣщевичке. Та дёрнулась, недовольно фыркнув, отпрянула, а там и пожарная сирена взвыла совсем рядом, тряхнув еловые лапы, и стало вовсе уж не до размышлений.
Глава 11. Семейная драма
Титов и Брамс сидели на скамье пожарной машины – огнеборцы гостеприимно потеснились. Огонь уже давно погас, почти без усилий со стороны людей: прошедшая гроза столь щедро залила пепелище, что прибывшим пожарным не пришлось даже разворачивать рукава. Они давно бы уже отбыли в часть, но из-за неясной природы взрыва, вызвавшего возгорание, пришлось задержаться.
Брандмейстер с