Глава 12. Охранка
Утро у Титова опять началось рано, и всё из-за беспокойной ночи. Заснуть не давали сумбурные мысли – как о чудаковатой вѣщевичке, так и об усложняющемся деле.
У поручика не было ни единой ниточки, ни единой улики по этому взрыву! Пожарные сказали, что была бомба у входа, но и только. Вѣщевой взрыватель объяснял, почему устройство отреагировало на флейту Аэлиты, но странных метаморфоз с домом перед взрывом не объясняло ничего.
Да не только по нему, у Натана вообще, кроме списка Иванова, не было идей и обоснованных версий. Вот и выходила Титову прямая дорога в Охранку и дальше, на «Взлёт», где служили двадцать восемь из сорока двух перечисленных Ивановым вѣщевиков.
А с Брамс ещё сложнее. Поручик понятия не имел, как помочь вѣщевичке. По-хорошему, ему вообще не стоило лезть в это личное, внутрисемейное дело, но чувство ответственности не позволяло остаться в стороне. На беду, к совести добавлялось ещё и настойчивое желание помочь, защитить Аэлиту от всех неприятностей.
Поручик понимал, что Брамс уже слишком симпатична ему, чтобы назвать это простым интересом к необычной персоне, но пока ещё не решался признать себя влюблённым, это было бы слишком. Слишком быстро, слишком неожиданно, слишком странно…
Уже за полночь мужчина забылся рваным, тяжёлым сном, больше похожим на лихорадочное беспамятство, в котором виделась ему война. Отчётливо, до запахов и ощущения липкой от крови и пота одежды на коже. Канонада, выгрызающая нутро боль, холод, хриплое чужое дыхание… Несколько раз он с резким выдохом вырывался из плена воспоминаний, растревоженных взрывом, и несколько раз вновь безнадёжно тонул в них, пока наконец не плюнул на попытки нормально выспаться.
Утренняя зарядка и обливание холодной водой помогли разогнать туман в голове, но Титов чувствовал, что надолго этого не хватит. Ко всему прочему, разнылось бедро.
Натан в здешнем климате и забыл уже об этой досадной неприятности, которая в Петрограде давала о себе знать очень часто. Ан нет, никуда проклятая дырка не делась, не зажила чудесным образом, и пришлось Титову доставать из шкафа ненавистную трость, вспоминая, что не из-за одной контуженой головы списали его из кавалерии. Жiвники многое могли, но увы, не всё…
– Ой, Натан Ильич, что с вами? – испуганно ахнула вѣщевичка, когда сыскари после совместного завтрака начали собираться на службу и Титов, поднявшись из-за стола, похромал в комнату за кителем.
– Ничего нового, Брамс, – со смешком отозвался он. – Это я перемену погоды предсказываю.
– То есть как? – растерялась Аэлита.
– Рана к похолоданию ноет, – пояснил мужчина, скрываясь в комнате.
Сегодня утром пришлось перебиться без газеты – никакого желания плестись до угла у Натана не было. Обыкновенно первые часы, когда нога только давала о себе знать, оказывались самими трудными, потом боль потихоньку сходила на нет, и до того момента поручик старался поберечься.
До Департамента шли не торопясь, в удобном для хромающего мужчины темпе.
– Натан Ильич, ну признайтесь, вы ведь не при штабе служили, да? – не утерпела вѣщевичка через десяток саженей.
– А что это меняет? – со смешком уточнил он. – Я большую часть войны воевал в госпитале.
– Всё? – глянула она искоса. – Владимир Семёнович вот говорил, что штабные так себя не ведут.
– Ему-то, конечно, виднее, – улыбнулся Натан. – Я хочу обсудить наших подозреваемых с Чирковым, заодно выясню, не беседовала ли с ним ваша матушка. Подождёте меня в двадцать третьей комнате?
– Хорошо, – легко согласилась Брамс.
Переживания, занимавшие её вчера полдня, сегодня казались тусклыми и малозначительными. Облегчение вѣщевичка почувствовала ещё вечером, выговорившись и выплакавшись, а теперь ощущала себя успокоенной, поверив поручику. Откуда-то Аэлита твёрдо знала, что раз он убеждён в благополучном исходе, значит, именно так всё и будет и нет смысла изводить себя пустыми тревогами.
В двадцать третьей комнате оказалось людно. Бодрый Бабушкин, Федорин, Никитин, Валентинов, Адам и Элеонора.
– Аэлита! Чудесно выглядишь, – первым нашёлся Адам, подскакивая с места, чтобы поцеловать даме руку. Чёрные глаза его хитро, с искренним восторгом блестели, и Брамс не удержалась от ответной улыбки.
– Алечка, милая, что с тобой? – воскликнул Валентинов, подходя. – Что это за ужас?!
– О чём вы? – нахмурилась вѣщевичка, чуть склонив голову к плечу.
– Неприлично молодой барышне так вызывающе одеваться! Безобразие. Куда только смотрят твои родители, в самом деле! Даже на Владимирской…
Повисла звенящая, озадаченная тишина – случившегося не ожидал никто.
Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.
– Интересное ощущение, – задумчиво проговорила себе под нос с рассеянной улыбкой. – Кажется, я начинаю понимать…
– Да как ты… какое ты право!.. – возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.
– А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? – отбрила Брамс. – И разрешения обращаться ко мне на «ты» я вам не давала!
Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим: от рассеянной и витающей в облаках вѣщевички никто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг пощёчина!
Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.
– Браво, дорогая! – заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. – Вот что значит – правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже. – Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла вѣщевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: – А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.
– Элеонора Карловна, это вы о чём? – полюбопытствовал Чогошвили. – Правильное сочетание чего?
– Мал ещё, – фыркнула женщина.
– Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, – улыбаясь в усы, предположил Федорин, после добавил задумчиво: – А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас не начистил Валентинову лицо, ждали Титова…
– Значит, так надо было, – флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой вѣщевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: – Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по