– Натан Ильич, а вы теперь домой? – негромко поинтересовалась Брамс, когда они с поручиком шли к выходу.
– Думаю, да. Для визитов поздновато, а завтра нам с вами предстоят сложные разговоры. Сначала с Чирковым, потом с Охранкой, потом на «Взлёт» поедем. Я…
– Натан Ильич, а можно… можно я у вас переночую? – совсем уж тихо и жалобно попросила она, оборвав мужчину на полуслове.
– То есть как? – настолько опешил он, что даже забыл возмутиться.
– Я не хочу возвращаться домой, – вздохнула Аэлита печально.
– Что стряслось? – нахмурился Натан.
– Ничего не стряслось. Не хочу, и всё, – упрямо отмахнулась она.
Титов искоса глянул на грустную, потерянную вѣщевичку, и все правильные, нужные слова – о том, насколько неприлично и неподобающе для молодой незамужней барышни подобное поведение, – встали поперёк горла. Оставить Брамс в таком состоянии он, конечно, не мог.
– Пойдёмте, – кивнул он. – Чаю выпьем, отдохнём и решим, что делать.
Марфа Ивановна появление гостьи встретила с изумлением, но ничего не сказала, а потом Титов вкратце обрисовал обстоятельства – мол, беда какая-то у девушки дома приключилась, вызнать надо, что за напасть, и помочь, – и вдова прониклась пониманием и сочувствием.
Брамс усадили к столу, вручили большую кружку кипрея с мёдом. Хозяйка неторопливо рассказывала обо всём подряд. Натан отнёс фуражку, китель и портупею с прочим имуществом в комнату, а потом вернулся и поддержал женщину, тоже припомнил несколько забавных историй – частью из детства, частью из кадетских будней. Аэлита в этой тёплой, домашней обстановке потихоньку оттаяла, даже заулыбалась, что-то спрашивала… а потом вдруг разревелась – горько, отчаянно, навзрыд, уткнувшись в плечо сидящему рядом поручику.
Тот обменялся с Прокловой растерянными взглядами, оба не ожидали столь бурного проявления чувств, но призывать вѣщевичку к порядку не стали. Титов чуть повернулся, осторожно обнял Аэлиту, молча гладя по рыжим кудряшкам. Марфа Ивановна бесшумной тенью вышла из горницы в заднюю комнату, где жила сама, и принесла чистый носовой платок.
В уютных, крепких объятьях поручика Аэлите стало очень хорошо и покойно, отступило недавнее мучительное чувство, будто в мире или даже внутри у самой вѣщевички что-то невозвратно изменилось, переломилось, пришло в негодность, так что безутешные рыдания смолкли достаточно быстро.
– Спасибо. – Шмыгнув носом, Брамс приняла у мужчины платок, не спеша отстраняться и соблюдать приличия – о последнем сейчас совершенно не думалось.
– Аэлита, может быть, вы раскроете причину вашей печали? – тихо спросил Титов, опустив неуместное в подобных обстоятельствах отчество и тоже не торопясь размыкать объятья.
Брамс нахмурилась, утирая глаза и нос, а после решительно кивнула и, сбиваясь, захлёбываясь словами, принялась рассказывать о событиях в доме. О запрете матери, о её непонятных и неожиданных угрозах, о том, насколько странным всё это показалось вѣщевичке, привыкшей к постоянной поддержке и одобрению собственных начинаний. Договорилась даже до того, что мать её подменили или вообще бес попутал.
Вѣщевичка, молодой гениальный учёный – о бесах заговорила!
А потом, высказавшись, с детской доверчивостью опять прижалась к мужчине, крепко обняв обеими руками и уткнувшись носом ему в шею.
Титов шумно вздохнул, вновь погладил кудрявую голову и беспомощно глянул на сидящую через стол хозяйку.
– Да, дела-а, – протянула та, покачав головой. – Горе луковое. Нешто ты думала, что материнское сердце такое покойно встретит? Шутка ли, дочь едва не убилась…
– Она не волновалась, она ругалась, – упрямо пробурчала Брамс поручику в ключицу.
– И напрасно! – задумчиво покивала Проклова. – Хворостину бы лучше взяла да выдрала от души, может, дойдёт…
– Ну, знаете ли! – возмущённо ахнула Аэлита, резко отстранилась от мужчины и попыталась встать.
– Не сердитесь, Аэлита, – мягко попросил Натан и бросил укоряющий взгляд на хозяйку, не пуская вѣщевичку. – Марфа Ивановна просто таким образом хотела сказать, что понимает негодование вашей матери. Родительское беспокойство порой принимает подобные формы, увы.
– Но она же Чиркова хотела просить, чтобы тот мне от места отказал! – возмутилась Брамс.
– Тут, видите ли, какая штука, – осторожно подбирая слова, заговорил Титов. – Это всё от страха, что с вами беда может случиться. Прежде, пока вас к следственной работе не привлекали, это и негодования такого не вызывало, а тут ваша матушка перепугалась не на шутку, вот и наговорила в пылу всякого.
– А почему же она Коленьке ничего такого никогда не говорит?!
– Только не сердитесь, но это всё объясняется тем, что вы девушка. Всё же в глазах матери счастье дочери – в большой дружной семье. Я думаю, она любит вас и желает добра, но принять ваше стремление рисковать собой ей довольно трудно, – сказал Натан, мысленно посылая ругательства Людмиле Викторовне Брамс. Она свою дочь понять не желает, поговорить с ней не может толком, плетёт за спиной интриги, а он ещё её выгораживать должен! Если хотела, чтобы дочь скромно дома сидела, так надо было её сызмала воспитывать соответственно, а не взрослой уже девице выговаривать.
– Но я не хочу уходить из сыска! – нахмурила брови Аэлита. – А если она и впрямь к Чиркову пойдёт? А если он её послушает?!
– Никуда она не пойдёт, – вздохнул Натан. – Потому что, кроме полицейского Департамента и Чиркова, который родственник и может за вами присмотреть, есть ещё Охранка. Туда вас с вашими талантами примут с распростёртыми объятьями, и на неё никакие встревоженные матери повлиять не способны. Она сгоряча это сказала, со страху.
– Но она же и вас ругала! А вдруг она на вас нажалуется?!
– Всё будет хорошо, не волнуйтесь, – увещевательно проговорил Титов. – Она успокоится, я в этом уверен. Может, не сейчас, а завтра, но нужно хотя бы дать весточку, что у вас всё в порядке, чтобы она не беспокоилась.
– Я не хочу с ней разговаривать! – упёрлась Брамс. – Она ещё больше ругаться будет, если узнает, что я к вам пришла.
– Ну, тут её можно понять, – со смешком кивнул Натан. – Давайте сделаем так. Вы останетесь здесь, а я в Департаменте переночую, там и тахта есть. А поговорить… Может, сообщить вашему отцу? Против этого вы не возражаете?
– И правда! – заметно оживилась Аэлита. – Он, должно быть, сейчас на службе, у него там и телефон есть!
– Ну вот и замечательно. Оставайтесь, а завтра, на свежую голову, подумаем, как с вашей матушкой объясняться.
– Ох, не пори горячку, поручик, – махнула на него рукой хозяйка. – Придумает тоже, на службе спать! Я этой девице бедовой на чердаке постелю, там зимой-то холодно, но сейчас хорошо будет.
Титов спорить не стал и, вооружившись