Его молодой отец-владыка после недолгого молчания изрек:
– Говоришь, ты мой сын? Но я никогда не был женат.
Бай Гуньгунь на мгновение опешил. Его потрясло, что отец отказывается его признавать:
– Но… Но я же маленький бессмертный с серебряными волосами! Сразу видно, что я ваш ребенок.
Даже такое яркое доказательство будто бы не произвело на его отца впечатления:
– Чан Бо и У Цюэ из демонов, Ин Учэнь из духов-оборотней, Чэн Хуэй из богов – все они тоже сребровласые.
Гуньгунь и представить себе не мог, что в мире этой эпохи обнаружится столько обладателей серебряных волос, помимо его отца. Немного поразмыслив, он заявил:
– Но я такой красивый! Кроме вас, ни у одного из этих дяденек и тетенек с серебряными волосами не могло получиться такого прекрасного ребенка!
Отец-владыка снова окинул его коротким взглядом.
– Хм, с этим я согласен. – Он сделал паузу и добавил: – Но я действительно никогда не был женат.
Тут Бай Гуньгунь наконец сообразил:
– Ах да, я забыл вам сказать! – Он старательно подбирал слова, пытаясь внятно изложить суть дела: – Я ваш ребенок не из этого времени, а из будущего. Сегодня утром мы с мамой проводили вас в уединение, потом я пошел во дворец Изначального предела попрощаться с дядей Лянь Суном и случайно задействовал защитный магический строй богини Цзу Ти, который и перенес меня сюда.
– Цзу Ти? Цзу Ти еще жива? – Этот вопрос задал не отец Гуньгуня, а высший бог Чжэ Янь, все это время сидевший рядом и пивший чай.
Когда малыш повернулся к нему, Чжэ Янь, с трудом сдерживая удивление, очень ласково спросил:
– Сяо-Гуньгунь, раз ты из будущего, можешь сказать, сколько лет отделяет вас от нашего времени?
Бай Гуньгунь всегда старался все разложить по полочкам, вот и теперь собирался отвечать на все вопросы высшего бога по порядку:
– Уважаемый Чжэ Янь, богиня Цзу Ти действительно жива, она недавно вернулась.
Но он все же оставался ребенком, который легко все забывал. К тому времени, как он ответил на первый вопрос, из его головы уже вылетело, о чем еще его спрашивали. Гуньгунь беспомощно уставился на Чжэ Яня. После его подсказки малыш вспомнил:
– А, я не знаю, сколько лет отделяет нас от вашего времени. – Он задумался. – Но знаю, что, когда я родился, отцу было уже четыреста тысяч лет.
Высший бог Чжэ Янь мгновенно произвел в уме вычисления и резко выдохнул:
– Значит, между нашим и вашим временем двести шестьдесят тысяч лет? – Он тут же ухватился за самую интересную часть этой сплетни: – Говоришь, ты появился у отца в очень почтенном возрасте, когда ему исполнилось целых четыреста тысяч лет. Выходит, ты самый младший в семье? Сколько у тебя братьев и сестер?
Бай Гуньгунь покачал головой:
– У меня нет братьев и сестер. Я единственный ребенок отца и единственный молодой хозяин Рассветного дворца.
Договорив, он повернулся к стоявшему рядом Фэй Вэю:
– Братец Фэй Вэй, я хочу пить. Можно воды?
Управляющий тут же принялся хлопотать.
Владыка тем временем изучающе разглядывал малыша, который, держа чашку обеими руками, чинно пил воду глоток за глотком.
Этот ребенок, называвший себя Бай Гуньгунем, и вправду был как две капли воды похож на него. Да и Цзу Ти в самом деле могла быть еще жива – а живая Цзу Ти определенно способна отправить ребенка на двести шестьдесят тысяч лет назад. Но самое важное – малыш беспрепятственно прошел сквозь его защитные заклятия. Даже если бы ребенок лгал, вряд ли бы он смог придумать столь безупречную историю. Значит, этот красивый ребенок и вправду был его сыном.
Дун Хуа, всю свою жизнь равнодушный к любовным делам, установив, что Бай Гуньгунь – его сын, не проявил любопытства к личности своей будущей супруги. Зато его сильно озадачил другой вопрос. Подумав, он обратился ко все еще пьющему воду малышу:
– Четыреста тысяч лет? Почему мы с твоей матерью завели тебя в таком преклонном возрасте?
Бай Гуньгунь поднял голову от чашки и моргнул:
– Матушке не четыреста тысяч лет, она еще очень молодая. В нашей семье четыреста тысяч лет только вам, отец.
Мальчик старательно припомнил, как Цзю-Цзю себя описывала. Вскоре его осенило. Сжав правую руку в кулачок и стукнув им по правой ноге для убедительности, он с большой уверенностью повторил:
– Сама матушка говорила, что она еще очень юна, она ваша молоденькая женушка.
На словах «молоденькая женушка» лицо владыки приобрело отсутствующее выражение.
Высший бог Чжэ Янь фыркнул от смеха:
– Малыш, а ты вообще понимаешь, что значит «молоденькая женушка»?
Гуньгунь поставил чашку и взмахнул маленькими ручками, будто пресекая все возражения:
– Конечно понимаю! Цзю-Цзю говорила, что вышла за отца, как только достигла брачного возраста – молодая, привлекательная, так и лучащаяся жизнью, – очевидно, она «молоденькая женушка».
На застывшем бесстрастном лице Дун Хуа мелькнула тень сомнения:
– И насколько же я старше твоей матери?
Гуньгунь посчитал про себя:
– На триста семьдесят тысяч лет.
Воцарилось молчание. Лицо владыки посерьезнело:
– Слово «тысяч» тут, случаем, не лишнее?
Мальчик помотал головой и для большей убедительности состроил гримасу, подражая отцу:
– Нет.
Затем тщательно объяснил:
– Вы женились на маме, когда вам было четыреста тысяч лет, а ей – тридцать тысяч. Четыреста тысяч лет минус тридцать тысяч лет – триста семьдесят тысяч лет. – И добавил: – Без «тысяч» тут никак не обойтись.
Владыка снова замолчал, а после слегка отрешенно поинтересовался:
– Почему я женился на ней при такой разнице в возрасте? Меня что, заставили?
Чжэ Янь, впервые видевший Дун Хуа в таком состоянии, чуть не умер от смеха. Заметив, что Гуньгунь растерялся, не зная, что и ответить на такой вопрос, феникс, с трудом сдерживая радость, все же справедливо заметил:
– Брат мой, даже сейчас во всех четырех морях и восьми пустошах никто не посмеет тебя принуждать – что уж говорить о том, как перед тобой, должно быть, трепещут двести шестьдесят тысяч лет спустя! Похоже, женился ты более чем охотно!
И обратился к озадаченному малышу:
– Видимо, твоя матушка обладает какими-то необыкновенными достоинствами, раз владыка пренебрег подобной разницей в возрасте и женился на ней. Кстати, из какой семьи эта выдающаяся девушка?
На