Шесть миллионов за десять дней. Годовой бюджет княжества — полтора миллиона. Я только что собрал четыре годовых бюджета за десять дней. Страх — удивительный мотиватор. Гораздо эффективнее патриотизма, совести или чувства долга.
* * *
С одиннадцатого по тринадцатый день начался финальный рывок. Те, кто ещё колебался, поняли — время вышло. Кто-то приносил деньги в последний момент, дрожащими руками выкладывая на стол казначейства всё, что удалось наскрести.
Кто-то пытался торговаться. Боярин средней руки, укравший восемьдесят тысяч, явился с семьюдесятью и пытался договориться со мной лично:
— Ваша Светлость, не успел продать загородное поместье. Покупатель нашёлся, но оформление займёт неделю. Дайте отсрочку…
— Срок — две недели, — отрезал я. — Не успели — идите в суд. Там будете объяснять.
Моя суровость была показной. Я намеревался дать недельную отсрочку, но уже в самый последний день, чтобы вытрясти из этих жуликоватых шельм всё до последней копейки.
Собеседник побледнел и ушёл. На следующий день принёс недостающие десять тысяч.
Город жил в лихорадке. На улицах толпились люди с чемоданами. Ростовщики наживались, давая кредиты под грабительские проценты. Спекулянты скупали дома и драгоценности за треть цены. Кто-то выигрывал от чужого отчаяния. Обычное дело. Меня интересовало только одно — чтобы деньги текли в казну.
И они текли.
Кто-то мог бы сказать — жестоко. Люди теряют родовые гнёзда, продают за бесценок то, что копили поколениями. Но я не чувствовал ни капли жалости. Все эти годы они в три горла жрали деликатесы, спали на пуховых перинах, покупали себе дорогие часы, а жёнам бриллианты — на деньги, украденные у народа. Пока Засулич строил себе поместье, Стрельцы шли в бой без патронов. Пока Скоропадский покупал картины, пациенты умирали от болезней, которые можно было вылечить. Пока боярин Долматов заказывал из Персии чистокровных скакунов, простые люди платили взятки за каждую справку, за каждое разрешение. Теперь эти господа продают особняки за треть цены? Отлично. Пусть почувствуют, каково это — терять всё. Может, тогда поймут, что чувствовали те, кого они обирали.
Четырнадцатый день начался ещё затемно. Очередь в казначейство выстроилась с ночи — люди стояли с фонарями, кутались в тулупы и шубы, переминались с ноги на ногу. Последний день амнистии. Последний шанс.
Я наблюдал из окна дворца, как толпа медленно движется к зданию казначейства. Кто-то нёс чемоданы — тяжёлые, набитые монетами. Кто-то сжимал в руках шкатулки с драгоценностями, и банковские чеки, доказывая соседям, что успел, что всё оформлено.
Всю толпу бдительно стерегло большое количество полицейских. Уже случались прецеденты с попытками грабежа у казначейства — вся воровская братия Владимира активировалась, пытаясь половить рыбку в мутной воде.
Лица были разные. У одних — лихорадочный блеск в глазах. Успел! Собрал! Вернул! Свобода! У других — отчаяние. Не успел. Не хватило. Сейчас скажут — опоздал, иди в суд, получай полный срок. Кто-то стоял с облегчением на лице — наконец-то груз с души, можно жить дальше. Кто-то с плохо скрытой яростью — вынуждают отдать «честно заработанное», а кто-то просто холодно рассчитывал: лучше потерять деньги, чем десять лет свободы.
К полудню Артём прислал записку — срочно. Я спустился в его временный кабинет на первом этаже дворца, куда он уходил из казначейства, чтобы хотя бы пообедать в тишине. Банкир сидел за столом, заваленным бумагами, бледный, с воспалёнными глазами. Не спал, наверное, всю ночь.
— Ваша Светлость, — он поднялся, пошатнувшись. — Подбил предварительные итоги. Но есть проблема.
— Какая?
— Около сорока человек просят продлить срок амнистии. Утверждают, что продают имущество, показывают договоры купли-продажи, предоплаты от покупателей. Но не успевают завершить сделки.
Я сел в кресло напротив:
— Проблемы с реализацией недвижимости, верно?
Артём покачал головой:
— Да. Слишком небольшой срок для её продажи. За две недели амнистии на рынок выбросили больше сотни объектов. Те, кто продавал в панике, обрушили цены. Особняки, которые стоили пять тысяч, теперь продаются за две. Крупные загородные поместья — вообще за треть цены — их и раньше не каждый знатный род мог себе позволить. Покупатели диктуют условия, тянут с оформлением, торгуются.
Об этом я уже слышал из многочисленных докладов. Те же ростовщики наживались, давая кредиты под залог домов под грабительские проценты, а спекулянты радостно скупали особняки за бесценок. Причём многие покупатели приехали из других княжеств — знать, купцы, промышленники из Москвы, Рязани, Нижнего Новгорода. Местная аристократия побаивалась связываться с таким имуществом, зато внешние инвесторы не упускали шанса.
С молотка шли особняки, загородные поместья, автомобили, породистые кони, доли в торговых предприятиях, коллекции картин и антиквариата. Кто-то терял всё, кто-то становился богаче. Всё, как всегда. Кому война, а кому мать родна.
Рынок действительно был не резиновым. Когда сотня продавцов одновременно пытается сбыть дома, цены летят вниз. А покупатели знают — продавцы в отчаянии, можно выкрутить руки.
— Крылов проверил этих сорок человек?
— Да. Двадцать три действительно продают — есть нотариально заверенные договоры, переговоры с покупателями, оценки имущества. Реальные сделки. Остальные семнадцать пытаются обмануть — показывают фальшивые бумаги или договоры с подставными покупателями.
— Хорошо, — я встал. — Объяви отсрочку. Ещё одна неделя. В любом случае я так и планировал сделать. Но продление будет действовать только для тех, кто уже принёс не менее сорока процентов от суммы долга и доказал, что реально продаёт имущество. Если увидим попытки затянуть или сорвать сделку — немедленно в суд. Семнадцати жуликам объяви отказ. Суд на этой неделе.
Артём кивнул с облегчением:
— Понял, Ваша Светлость.
Стремянников-младший также предложил под шумок выкупить те самые доли в распродаваемых предприятиях, но я отказался. Это действительно принесло бы в будущем больше денег в казну, но оказалось бы стратегическим просчётом. Мои враги, как политические, так и нет, воспользовались бы моментом, начав публичную кампанию против меня под эгидой обвинений в личном обогащении и конфликте интересов. Мол, я намеренно спровоцировал текущий кризис, чтобы прибрать к рукам прибыльные бизнесы. Эдакий рейдерский захват под прикрытием закона. Нет, мне такого счастья было не надо.
* * *
Вечером четырнадцатого дня я собрал совещание. Артём, Крылов, Коршунов и Пётр Павлович Стремянников, приехавший ещё две недели назад по такому случаю из Сергиева Посада. Все выглядели измотанными, работали на пределе, но глаза горели — результат того стоил.
Артём разложил на столе бумаги:
— Ваша Светлость, итоги амнистии. Вернули деньги двести два человека из двухсот шестидесяти двух арестованных.
Он явно исключил троих казнённых и сорок семь, чьи дела уже рассмотрели суды, постановив конфисковать имущество приговорённых, но не хватало ещё шестнадцати.