— Видел тень! Кто-то прошёл мимо окна!
Сержант недовольно покачал головой:
— Да нет там никого. Только что проверяли.
— Но я видел! Точно видел!
— Успокойся. Устал, вот и мерещится.
Я подошёл, заглянул в окно. Внутри — пустота. Обгорелые стены, провалившийся потолок, груда обломков. Никаких следов присутствия.
— Обыщите дом ещё раз, — приказал я сержанту. — Тщательно.
— Слушаюсь, Ваша Светлость.
Трое бойцов зашли внутрь. Я слышал, как они ходят по развалинам, переворачивают обломки, проверяют углы, простукивают полы. Через пару минут вышли:
— Пусто. Никого.
Рядовой с перевязанной рукой растерянно молчал. Я похлопал его по плечу:
— Отдыхай. После боя нервы у всех на пределе.
Он кивнул, но в его глазах читалось сомнение — он точно видел что-то.
Из дальнего конца деревни донёсся детский смех. Высокий, звонкий, беззаботный — как смеются дети, играя в догонялки.
Все замерли.
В мёртвой деревне не могло быть детей. Здесь не было никого живого уже сотни лет.
— Что это было? — пробормотал сержант, хватаясь за рукоять меча.
Смех повторился — ближе, где-то между домами.
— Патруль, проверить восточную сторону, — рявкнул я. — Живо!
Пятеро бойцов бросились туда, откуда донёсся звук. Я пошёл следом. Мы обыскали три дома, заглянули в каждый угол. Пусто. Абсолютно пусто.
Смех больше не повторялся.
Я вернулся на площадь. Огнев стоял у штаба, его лицо было мрачным:
— Ваша Светлость, что происходит? Бойцы нервничают. Кому-то мерещатся тени, кто-то слышит голоса…
Хель меня задери!
— Усильте бдительность, — отрезал я. — Удвойте патрули. И передайте всем: держаться группами, никому не расходиться. Это приказ.
Полковник кивнул и ушёл передавать распоряжения.
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в кровавые оттенки. Сумерки наползали на Менчаково, неохотно, словно боялись коснуться мёртвой деревни. Разрушенная деревня превращалась в царство мрака.
Ночка предстояла долгая…
* * *
Тени от обгорелых стен вытягивались по земле, искажались, превращались в подобия хищных когтей. Воздух густел, становился плотнее, давил на плечи невидимой тяжестью. Похолодало, и воздух вырывался изо рта облачком пара.
На западном посту, у полуразрушенной избы с провалившейся крышей, трое Стрельцов пытались поддерживать бодрость духа разговором. Сержант Климов, коренастый мужчина лет сорока с седеющей бородой, подбрасывал в костёр сухие ветки. Рядом с ним стояли рядовые Пётр Столяров и Иван Денисов — оба молодые, но уже повидавшие немало стычек с Бездушными.
— Слышал, Ванька, в прошлый Гон один дурак в Калязине решил ночью сбегать покурить, — Пётр усмехнулся, поправляя ремень винтовки на плече. — Только отошёл в кусты, а там его Трухляк поджидал. Заодно и облегчился!
— Врёшь ты всё, — фыркнул Денисов, но улыбнулся. — Хотя после сегодняшнего утра верится всякое.
— Помолчите лучше, — буркнул Климов, вглядываясь в сумерки. — Слышите?
Оба замолчали, прислушиваясь. Тишина. Даже ветер не шелестел в листве — абсолютная, давящая тишина, от которой звенело в ушах.
— Жуткое место, — пробормотал Столяров, поёживаясь. — Будто кладбище.
— Кладбище оно и есть, — кивнул сержант. — Всю деревню выпили. Двести человек, говорят. Ни одного не осталось.
Разговор затих. Солдаты смотрели в темнеющий лес, сжимая рукояти оружия. Костёр потрескивал, выбрасывая искры в сгущающуюся тьму.
— Эй, смотрите, — внезапно произнёс Денисов, вытягивая руку в сторону. — Кто-то идёт.
Трое силуэтов словно материализовались из сумрака в десяти шагах от поста — будто их не было секунду назад, а потом они просто появились. Женские фигуры в изорванных платьях, со спутанными волосами, испуганно шагали к костру.
Климов поднял винтовку, направив её на приближающихся:
— Стоять, мать вашу! Кто идёт?
Фигуры остановились в нескольких шагах от костра. Теперь можно было разглядеть лица — молодые девушки, лет по двадцать-двадцать пять. Одна блондинка с распущенными волосами, две тёмноволосые. Лица измазаны дорожной грязью и слезами, пальцы посинели, губы и ресницы дрожат от холода.
— Пожалуйста… помогите, — прошептала блондинка, протягивая руки. — Нас выбросили из грузового конвоя… Мы шли весь день… холодно… страшно…
Вторая девушка, с косой через плечо, всхлипнула:
— Думали, все уехали… Услышали голоса, пошли на свет костра…
Пётр Столяров сделал шаг вперёд, опуская винтовку:
— Господи, да они же замёрзли совсем. Надо…
— Стой, — резко оборвал его Климов, не опуская оружия. — Ванька, сбегай за офицером. Живо!
Денисов неуверенно посмотрел на девушек, потом на сержанта, но кивнул и побежал в сторону лагеря.
Третья девушка, самая молодая, заплакала громче:
— Мы так устали… можно хоть погреться у костра? Пожалуйста…
Они сделали ещё шаг к огню. Климов поднял свободную руку:
— Стоять! Ни шагу ближе, пока не придёт командир!
В его голосе прозвучала сталь. Сержант смотрел на девушек, прищурившись, и в груди нарастало глухое беспокойство. Что-то было не так. Что-то очень не так.
А потом девушки прыгнули, и крики разорвали ночную тишину.
Глава 17
Первый месяц в Кадетском корпусе превратился для Артёма в череду бесконечных испытаний. Каждый день начинался одинаково — резкий свисток дежурного инструктора в шесть утра, сонные проклятия товарищей по казарме, торопливое натягивание формы и выбегание на плац для построения. Опоздавшие получали наряд вне очереди, и после первой недели никто больше не рисковал задерживаться.
Утренняя пробежка стала настоящим кошмаром. Три круга вокруг территории корпуса за десять минут — норматив казался непосильным для истощённых улицей детей. Артём задыхался уже на втором круге, ноги становились ватными, в боку кололо так, что хотелось остановиться и рухнуть на землю. Но останавливаться нельзя было — если хотя бы один кадет не уложился в норматив, весь взвод наказывали дополнительным кругом.
Гришка Кадетский, с которым Тёма дрался неделю назад, оказался одним из самых выносливых в их казарме. После стычки и совместного наказания между ними установилось странное перемирие, переросшее в нечто похожее на товарищество. Когда Артём на третьем круге совсем выдохся и начал отставать, именно Гришка притормозил рядом, схватил его за локоть и потащил за собой:
— Давай, умник, едрить тебя в дышло! Ещё двести метров! Не вздумай остановиться, а то всем влетит!
Тёмка сжал зубы и побежал дальше, цепляясь за поддержку старшего товарища. Они пересекли финишную линию вместе, за две секунды до истечения времени. Мальчик согнулся пополам, хватая ртом воздух, но в груди теплилось странное чувство — он не подвёл взвод.
На следующий день ситуация повторилась с Колькой, восьмилетним худым мальчуганом, который начал отставать на втором круге. Гришка снова притормозил, но на этот раз к нему присоединился Артём — они взяли малыша под руки и буквально дотащили до финиша. Инструктор Фильченко промолчал, но в его глазах мелькнуло одобрение.
Руководство корпуса прекрасно понимало психологию беспризорников и бездомных. Директор Чаадаев и старшие инструкторы с первого дня начали постепенно выстраивать