На третий день Родион доложил первые результаты. Мы сидели в моём кабинете вдвоём — разведчик разложил на столе карту Содружества, помеченную красными точками.
— Артём нашёл все основные счета Веретинского, — начал Коршунов, водя пальцем по карте. — Три княжества: Великий Новгород, триста шестьдесят тысяч рублей. Смоленск, двести девяносто тысяч. Москва, семьсот семьдесят тысяч. Счета оформлены на мёртвых родственников князя. Я проверил через кое-каких людишек в банках — больше счетов действительно нет. Плюс два особняка на подставных лиц в Новгороде и Москве.
Я кивнул, отмечая цифры.
— А Сабуров?
— С ним интереснее, — Родион усмехнулся. — Два счёта. Москва, двести тысяч. И Париж, четыреста тридцать тысяч. Парижский счёт Артём не нашёл — хорошо замаскирован. Мой человек навёл мосты с одним клерком в европейском филиале ИКБ, он за пятьсот рублей слил информацию.
Я записал цифры, подсчитывая в уме. Итого около двух миллионов на счетах. Остальное, видимо, уже потрачено или спрятано так глубоко, что не достать.
— Отличная работа, Родион Трофимович. Продолжай мониторить счета. Если кто-то попытается снять деньги, мне нужно знать немедленно.
Через день по магофону связался Пётр Павлович. Адвокат выглядел собранным и уверенным.
— Ваша Светлость, я нашёл несколько оснований для возврата средств, — начал он размеренным голосом. — Первый аргумент: доказательство незаконного происхождения средств. Артём проследил цепочки переводов от княжеской казны до конечных счетов. По закону Содружества средства, полученные через хищения казны, подлежат возврату государству независимо от того, кто сейчас владелец. Даже если деньги переведены третьим лицам, при доказанном криминальном происхождении сделка считается недействительной.
— Хорошо, — одобрил я. — Продолжайте.
— Второй аргумент: конфискация имущества осуждённых преступников. Сабуров казнён публично, его преступления задокументированы. Всё имущество осуждённого переходит государству.
Я нахмурился.
— Но Веретинский не был официально осуждён.
— Верно, — кивнул Пётр Павлович. — Поэтому третий аргумент: выморочное имущество. Владельцы его счетов мертвы — казнены Веретинским или умерли. У части нет законных наследников. По праву Содружества имущество без наследников переходит князю той земли, подданным которого был умерший. Это довольно редкая ситуация, но всё же случается. Именно поэтому многие бездетные бояре завещают имущество благотворительным фондам или друзьям — чтобы избежать перехода к князю. Вы теперь можете претендовать на счета умерших владимирских бояр в других княжествах. Нужны только свидетельства о смерти и отсутствии наследников.
Я откинулся на спинку кресла, обдумывая. Три сильных аргумента. Комбинация их давала почти железную гарантию успеха.
— Отлично, Пётр Павлович. Готовьте официальные запросы. Вышлите мне проекты на утверждение.
— Будет сделано в течение двух часов, Ваша Светлость.
К концу дня на моём столе лежала стопка документов. Запросы в банки Великого Новгорода, Смоленска, Москвы, Парижа. Официальные обращения к князьям с просьбой о содействии. Каждое письмо было составлено безупречно — ссылки на законы, прецеденты, приложенные доказательства. Я подписывал их одно за другим, запечатывал княжеской печатью.
Параллельно я написал личные письма тем, с кем успел выстроить отношения. Князю Голицыну в Москве — он был инвестором облигаций Угрюма, заинтересованным в моём успехе. Михаилу Посаднику в Великом Новгороде — главе Совета купцов, с которым мы нашли понимание касательно Академического совета и будущего магического образования в Содружестве. Князю Потёмкину в Смоленске — хотя с ним отношения были натянутыми, учитывая попытку медимагната Суворина завербовать меня по велению князя. И герцогу Хильдеберту VIII Меровингу в Париже — с ним я никогда не встречался, а по слухам этот человек был тем ещё хитрым хорьком.
Письма ушли на следующее утро. И началось ожидание.
Первым откликнулся Московский Бастион. Князь Голицын прислал официальный ответ: счёт Веретинского заморожен, средства в размере девятисот семидесяти тысяч рублей переведены в казну Владимирского княжества. В личной приписке он напомнил о неоплаченных долгах моих предшественников перед Бастионом за поставки оружия и техники.
Я усмехнулся, перечитывая письмо. Голицын был прагматиком — помог, но намекнул, что ждёт ответных жестов.
Через два дня пришло второе письмо из Москвы — уже от канцелярии князя. Поместье Веретинского в столице конфисковано. Оценочная стоимость — тридцать тысяч рублей. Предлагалось продать его с аукциона.
Я задумался, барабаня пальцами по столу. Тридцать тысяч — неплохая сумма. Но поместье в Москве могло стать базой для моих дальнейших визитов в Бастион. Гостиницы хороши, но собственная недвижимость лучше.
— Артём Николаевич, — позвал я банкира. — Напишите в Москву. Поместье продавать не будем. Это будет моя резиденция в столице.
Стремянников кивнул, записывая.
Смоленск тянул время. Князь Потёмкин прислал уклончивый ответ: требуются дополнительные доказательства, вопрос будет рассмотрен Боярской думой, решение займёт время. В конце он намекнул на возможность сотрудничества в других областях.
Я скрипнул зубами. Потёмкин торговался. Хотел получить что-то взамен. Смоленское княжество уже пыталось меня завербовать — князь явно рассчитывал использовать ситуацию для давления.
Великий Новгород откликнулся через три дня. Михаил Посадник, глава Совета купцов, требовал дополнительных доказательств отсутствия наследников у погибших. Но тон письма был конструктивным — Посадник готов пойти навстречу, просто купеческая республика бережно относилась к частной собственности.
Я связался с Петром Павловичем по магофону, поручил собрать все необходимые свидетельства о смерти и подтверждения об отсутствии наследников. Работа заняла ещё несколько дней, но документы были безупречны.
А вот Париж… Герцог Хильдеберт VIII прислал изысканно вежливый отказ. «Конечно, мы готовы сотрудничать с новым князем Владимирским», — писал он, — «но увы, монсеньор, законы Парижского герцогства не позволяют конфисковывать счета без решения международного суда». Он предлагал обратиться в Женевский Арбитраж, некий международный аналог Переславской Палаты Правосудия, где дело могло тянуться годами.
Я отложил письмо в сторону. Четыреста тридцать тысяч в Париже придётся оставить на потом. Но остальное…
Через неделю после начала операции итоги были следующие: Москва вернула средства плюс поместье. Новгород после получения всех документов перевёл триста шестьдесят тысяч. Смоленск продолжал тянуть, но я чувствовал, что Потёмкин сдастся — ему нечем крыть, а портить отношения с соседним княжеством из-за чужих денег глупо.
Итого около одного миллиона трёхсот тысяч рублей. Не четырнадцать миллионов, но значительная сумма.
Я сидел за столом, глядя на финансовые отчёты. Первый приоритет — расплатиться с подрядчиками. Строители, которые чинили западную стену после Гона, получат свои деньги сполна. Поставщикам из других княжеств — частичное погашение долгов, чтобы показать добрую волю. Московскому Бастиону — погасить долг полностью за оружие и технику, в благодарность за оперативность решения.
Княжество больше не задыхалось. Дышало с трудом, местами хрипело, но дышало.
Я откинулся на спинку кресла и позволил себе злорадную улыбку. Веретинский и Сабуров