— Десять процентов успеха, — мой голос звучал уверенно.
— Оптимист хренов. Я бы дал пять. От силы. И то если звезды сойдутся в правильном созвездии.
— Но ты поможешь?
— А у меня есть выбор? — он усмехнулся, но в глазах была неподдельная тревога. — Они же меня отсюда не выпустят, пока все не закончится. Так же?
— Так.
— Золотая клетка на двоих. Или уже на скольких? Кого еще притащат?
— Ага, команду кошмара, — пробормотал у меня в голове Фырк. — Все с гонором, все звезды. Вот увидишь, двуногий, передерутся еще до начала операции.
И знаете что? Ворчливый бурундук оказался прав.
— Целую команду, — усмехнулся я.
К вечеру нас всех собрали в большой симуляционной комнате.
Огромное белое пространство, залитое ровным, без теней, светом. Похоже на чистилище. Или на арену перед выходом гладиаторов. В центре — пустота.
Император так и не появился с момента нашего разговора. То ли занят, то ли решил дистанцироваться. Если операция провалится, он сможет сказать: «Я в этом не участвовал, это все они». Умно.
Команда собиралась постепенно. Первым вошел академик Неволин.
Я ожидал увидеть дряхлого старца, но вместо этого в комнату вплыл человек, излучающий гранитную уверенность и абсолютное превосходство. Да, седой. Да, в возрасте. Но спина прямая как струна, походка твердая, а взгляд острый как скальпель. Он окинул меня взглядом, каким ценитель оценивает картину сомнительного происхождения, и поморщился.
— Меня зовут Виктор Семенович. А вы и есть тот самый Разумовский? — голос неожиданно молодой, звучный, с бархатными нотками.
— Я.
— Хм.
Одно «хм», но в нем было столько презрения.
— Молодой человек, вы хоть понимаете, от чего меня оторвали? Я готовил доклад для Всемирного конгресса нейрохирургов! Революционная методика! Это прорыв! Это Нобелевская премия! А меня притащили сюда как какого-то…
Следом вошла профессор Астафьева.
Если Неволин был огнем, то она была льдом. Строгий темно-синий костюм, волосы в идеальный пучок, ни грамма косметики. Очки в тонкой оправе делали ее похожей на директрису элитной школы для девочек.
— Профессор Астафьева Марина Львовна, — представилась она, протягивая руку. Рукопожатие крепкое, сухое, короткое. — Нейрофизиолог. Надеюсь, меня вызвали не зря. Мое время стоит очень дорого.
— Надеюсь, что не зря, — ответил я.
Она посмотрела на меня так, словно я был студентом, не выучившим урок.
— Надежда — не медицинский термин, молодой человек. Оперируйте фактами.
— О, эта тетка думает, что тебя живьем съест, двуногий. И не подавится, — хихикнул Фырк. — Но она плохо знает моего двуногого.
Третьим влетел — именно влетел — Доронин.
Молодой, тощий, с взъерошенными волосами, которые торчали во все стороны, как у безумного ученого из комиксов. В руках планшет, из карманов торчали какие-то инструменты и мотки проводов.
— Где пациент? Где оборудование? Мне нужны параметры! — он тараторил без остановки, его глаза лихорадочно бегали. — Точные параметры! Температура коагуляции? Глубина проникновения? Диаметр зонда?
— Успокойтесь, Иван Сергеевич, — холодно осадила его Астафьева. Похоже, они уже были знакомы. — Сначала дождемся всех.
— Ждать⁈ У меня семнадцать проектов в работе, Марина Львовна! Я не могу ждать!
Последней вошла Матрона Егоровна Железнова.
И если все предыдущие входили, то она материализовалась. Просто в какой-то момент она уже была в комнате, хотя секунду назад ее не было. Дородная, основательная, как русская печь. И взгляд. Взгляд человека, который видел все и уже ничему не удивляется.
Она окинула всех нас тяжелым взглядом и хмыкнула:
— Ну и сборище. Прямо консилиум нобелевских лауреатов.
— Я действительно номинирован на Нобелевскую… — напыжился Неволин.
— И чего это Император нас всех сюда стащил? — беззастенчиво перебила его Матрона. — Меня с дежурства сняли. Впервые за пять лет! У меня там две полостные операции были намечены!
Все смотрели на меня. Четыре пары глаз. Презрение, скепсис, нетерпение и усталое любопытство. Я стоял как первокурсник перед экзаменационной комиссией, состоящей сплошь из профессоров-садистов.
В этот момент двери распахнулись, и двое техников в белых комбинезонах ввезли в комнату… нечто.
Это был большой куб из матового, молочно-белого, полупрозрачного материала, установленный на специальной тележке. Внутри куба клубилась и медленно пульсировала какая-то туманная, светящаяся субстанция. От основания куба тянулись десятки проводов и тонких трубок к сложному аппаратному комплексу, который прикатили следом.
Вся «команда мечты» замолчала и с изумлением уставилась на этот странный объект. Даже Неволин забыл о своей Нобелевской премии.
— А вот и наш пациент, господа, — сказал я спокойно, с легкой усмешкой. — Прошу любить и жаловать.
Глава 7
Конструкция была размером с большой операционный стол. Хромированный каркас, густое переплетение трубок и проводов, россыпь мигающих индикаторов. В центре — прозрачная капсула из какого-то кристаллического материала, похожего на горный хрусталь. А внутри капсулы…
Внутри медленно пульсировало что-то розовато-серое. Размером с человеческую голову, но бесформенное. Как гигантский комок живого, дышащего теста. При каждой пульсации по его поверхности пробегали мимолетные искры — голубые, фиолетовые, золотистые.
— Господа, дамы, — Филипп Самуилович вышел вперед. Старик выглядел изможденным — наверное, не спал все эти дни, организовывая это чудо. — Перед вами уникальный симулятор. Совместная разработка лучших магов, алхимиков и инженеров Империи. Фактически — искусственно созданная модель человеческого мозга с имитацией конкретной патологии.
— Что за чушь? — фыркнул Неволин, скрестив руки на груди. — Мозг нельзя смоделировать! Это не механизм!
— Можно, если очень постараться, — возразил Доронин, уже вовсю сканируя симулятор каким-то жужжащим прибором. Его глаза горели фанатичным огнем. — О, интересно! Белковая матрица? Нет, полисахаридная! С включением органических полимеров! Гениально!
— Он магически скопирован с Ксении. Лучшие маги Империи постарались, над этим. Все повторяет ее организм до миллиметра. Вы будете тренироваться на нем, — продолжил Филипп, игнорируя их перепалку. — Оттачивать технику, отрабатывать взаимодействие. Симулятор реагирует как живая ткань. Если допустите критическую ошибку — он «умрет». Покажет остановку витальных функций.
— Какую операцию мы отрабатываем? — резко, как выстрелил, спросил Неволин. — И почему я, академик, должен подчиняться этому… мальчишке? — он ткнул в меня пальцем.
Пора. Момент истины.
Я молча подошел к проектору, вставил в него небольшой кристалл-носитель. На белой стене появилось изображение. Снимок МРТ. То самое размытое, зловещее пятно в самом центре человеческого мозга.
— Диффузная интрамедуллярная глиома ствола головного мозга, — произнес я четко, громко, чтобы услышал каждый.
На секунду в комнате повисла тишина.
А потом комнату взорвало.
— Вы с ума сошли⁈ — Неволин побагровел так, что я всерьез испугался за его сосуды. — Это неоперабельно! Категорически! Абсолютно!
— Я не буду участвовать в этом… в этом преступлении! — Астафьева резко сняла очки и начала яростно протирать их платком. Ее руки заметно дрожали — первая эмоция, которую я у нее увидел. — Это