— Что?
— Я прочитала больше книг о путешествиях, чем иной путешественник за всю жизнь. Знаю названия всех морей — Средиземное, Черное, Красное, Желтое, даже море Лаптевых, хотя кто такой этот Лаптев, я не помню. Могу по памяти нарисовать карту любого побережья — вон, на потолке, видите? Это Скандинавия. Я сама нарисовала. Ну, продиктовала художнику, что где рисовать.
Действительно, на потолке ее палаты была детальная, точная карта с фьордами и заливами.
— Но я ни разу не видела настоящего моря. Ни разу не трогала песок — он правда такой, как пишут? Мелкий, сыпучий, просачивается сквозь пальцы? Ни разу не пробовала морскую воду — правда ли она настолько соленая, что щиплет язык?
— После операции увидишь, — пообещал я, откладывая книгу. — И потрогаешь. И попробуешь.
— Если выживу.
— Выживешь.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что ты упрямая, — сказал я с улыбкой. — Как твой… дядя Саша.
Слово «отец» так и просилось на язык, но я сдержался. Не мое дело. Мое дело — сделать так, чтобы она увидела это прекрасное море.
— А упрямые не сдаются, — закончил я. — Они вцепляются в жизнь зубами и не отпускают.
Она улыбнулась. Грустно, но с надеждой.
— Он очень хороший, знаете? Дядя Саша. Всегда был рядом, сколько я себя помню. Приносил игрушки, когда я была маленькой. Читал сказки — у него красивый голос, глубокий. Учил играть в шахматы — я у него даже выигрывала иногда, хотя подозреваю, он поддавался.
Ее взгляд затуманился воспоминаниями.
— Когда мне было восемь, я спросила, почему у меня нет мамы. Все дети говорили о мамах, а у меня ее не было. Он тогда… я никогда не видела, чтобы взрослый человек так плакал. Обнял меня и просто плакал, молча. А потом рассказал о ней. О том, какая она была красивая, добрая, умная. Показал портрет — я храню его рядом с собой.
— Можно взглянуть?
Она кивнула в сторону тумбочки. Я осторожно открыл ящик, достал небольшую миниатюру в овальной серебряной рамке. С портрета на меня смотрела молодая женщина с живыми, смеющимися глазами. Темные волосы, тонкие черты лица, чуть грустная улыбка. Красивая. И сразу стала понятно на кого похожа дочь.
— Единственное, что меня огорчает… — Ксения замялась.
— Что?
— Он не дает мне видеться с друзьями. Говорит, это опасно. Слишком опасно.
Она попыталась пожать плечами — вышло только легкое подергивание.
— Раньше они приходили — дети придворных, мои ровесники.
Ее голос стал тише.
— А потом я заболела. И их перестали пускать. Уже больше года я не видела никого, кроме лекарей, учителей и дяди Саши. Иногда мне кажется, что я не больна, а заключена. Что эта палата — не больничная, а тюремная камера.
Бедная девочка. Как будто паралича и смертельного диагноза мало — еще и тотальное одиночество. Ее заперли, чтобы защитить тайну Императора. Принесли ее детство, ее дружбу, ее последние радости в жертву политике.
— Это временно, — сказал я, хотя сам не очень в это верил. — После операции все изменится.
— Вы правда в это верите? — она посмотрела на меня своими серыми глазами-сканерами. Глазами отца.
— Стараюсь верить.
На второй день привезли Артема.
Я сидел в своем роскошном кабинете, в сотый раз просматривая трехмерную модель ствола мозга, когда дверь распахнулась без стука.
— Ни хрена себе хоромы!
Знакомый голос заставил меня вскочить. Артем стоял в дверях, ошарашенно озираясь по сторонам.
— Илюха, ты что — в лотерею выиграл? Или банк ограбил?
— Хуже, — я шагнул к нему и обнял. Крепко, по-мужски. — Сел в золотую клетку.
— В смысле?
Артем отстранился, внимательно меня разглядывая. Я, как лекарь, тут же отметил — он похудел. Темные круги под глазами, щетина, похоже, уже дневная. Не выспался, не поел нормально.
— Ну что, как тебе императорский эскорт? — спросил я, усаживая его в кресло.
— А то ты не знаешь! Среди ночи — три часа, мать их! — в дверь ломятся. Люди в черном, без опознавательных знаков. «Артем Воронов? Собирайтесь, поедете с нами». Я было дернулся, думал, арестовывают за что-то. А они: «По приказу Императора». Императора!
Он устало потер лицо ладонями.
— Сунули в машину, повезли. Куда — не сказали. Зачем — тоже. Сначала в поезде трясли, потом в машине не пойми по каким дорогам, потом еще фиг знает сколько по коридорам водили. И вот я здесь. Где, кстати, «здесь»? И что за херня, Илья, происходит?
Я вкратце обрисовал ситуацию. Без имен, без титулов, без статусов. Девочка четырнадцати лет, опухоль ствола головного мозга, операция, которую никто в мире не хочет делать.
Артем слушал, и лицо его становилось все серьезнее.
— Стоп! — он поднял руку. — Стоп, стоп, стоп! Не говори, кто она. Пожалуйста.
— Но…
— Я догадываюсь, Илья. Не дурак. Тайная резиденция, приказ Императора, четырнадцатилетняя девочка, которую прячут ото всех… Но знать точно не хочу. Пусть для меня она останется просто пациенткой. Самой важной в моей жизни, но просто пациенткой. Так будет правильнее. И безопаснее. Для всех.
Мудрое решение. То, чего не знаешь, не сможешь выболтать. Даже под сывороткой правды.
— Хорошо. Как там Муром? Мишка Шаповалов?
Артем улыбнулся — впервые с начала разговора.
— Мишке лучше. Намного лучше. Пришел в себя полностью. Узнает родных, говорит — пока простые слова, но говорит! «Мама», «папа», «пить».
Камень с души. Здесь я победил.
— А Игорь Степанович? Наверное, рад?
Улыбка сползла с лица Артема.
— Его арестовали.
— Что⁈ — я подскочил. — За что⁈
— Говорят — превышение должностных полномочий и халатность, повлекшая тяжкие последствия. Не знаю что конкретно, но по больнице ходят такие слухи.
— Бред же!
— Конечно, бред. Шаповалов — самый «правильный» лекарь из всех, кого я знаю, — Артем понизил голос, хотя мы были одни в огромном кабинете, — Кобрук ему помогает, вроде как у нее все схвачено, но сколько он пробудет в СИЗО — не известно.
Настораживает эта несправедливость. Но… сначала нужно спасти Ксению, чтобы выбраться оттуда. А потом я получу влияние и вытащу Игоря Степановича.
— Беда. Будем надеяться Кобрук справится. А Вероника? — с интересом спросил я, надеясь, что хотя бы у нее все в порядке.
— Переживает за тебя страшно. Места себе не находит. Мы все за тебя переживали — ни слуху, ни духу, теперь понятно, почему. Так что за операция нас ждет? Покажешь?
Я разложил на огромном столе снимки, схемы, расчеты. Артем изучал их молча, но я видел, как постепенно бледнеет его лицо.
— Охренеть, — выдохнул он наконец, отодвигаясь от стола, как от ядовитой змеи. — Это же…