На экране альфа-волны становились все четче, все стабильнее. Как радиосигнал, который наконец-то пробился сквозь помехи и эфирный шум.
Фырк на моем плече тихо, судорожно всхлипнул.
— Двуногий… смотри…
Я перевел взгляд на Ксению. И замер.
Ее ресницы дрогнули. Едва заметно, как трепет крыльев ночной бабочки. Потом еще раз.
Веки приподнялись на миллиметр, показывая тонкую полоску радужки. Закрылись. Снова приоткрылись, уже шире.
Она не проснулась. Еще нет. Но она уже была в пути. Она возвращалась к нам.
— Пап.
Я не услышал, я почувствовал это слово. Не «дядя Саша». Не «Ваше Величество». Пап. Простое, детское слово, которое в этот момент было сильнее всех императорских указов и гильдейских уставов. Слово, которое вернуло отца его дочери, а дочь — ее отцу.
Ее бескровные губы едва заметно шевельнулись.
— Пап? — прошептала она. Тихо, почти беззвучно, но в оглушающей тишине палаты это прозвучало как выстрел. — Папа… где… я?
Император Всероссийский, самодержец ста пятидесяти миллионов подданных, покоритель половины Европы, человек, чьего взгляда боялись короли и генералы, рухнул на колени у кровати своей тайной дочери. Он взял ее безжизненную руку в свои, прижал к губам и заплакал.
Не как Император. Как простой, смертный, безмерно уставший и безмерно счастливый отец.
Глава 10
Я видел, как губы Ксении еще раз шевельнулись, словно она хотела сказать что-то еще. Но силы покинули ее. Веки медленно, плавно опустились, как занавес в конце спектакля. Дыхание из рваного, поверхностного стало глубоким, размеренным. Грудная клетка поднималась и опускалась с метрономной точностью.
Император вцепился в ее руку обеими ладонями, словно боялся, что она растворится в воздухе. Костяшки его пальцев побелели от нечеловеческого напряжения.
— Ксюша? — его голос сорвался на панический шепот. — Девочка? Не уходи! Пожалуйста, не уходи снова!
Паника. Он только что вернул ее и тут же боится снова потерять. Он не видит мониторы, не слышит ровный ритм сердца. Он видит только закрытые глаза. Сейчас он не Император. Он просто отец. Испуганный до смерти отец.
Филипп Самуилович положил руку ему на плечо. Крепко, уверенно. Заземляя. Он единственный кому можно было так сделать из присутствующих.
Я делал так сотни раз с обезумевшими от горя родственниками пациентов. Только обычно я говорил совсем другие слова.
— Ваше Величество, — мой голос прозвучал спокойно, ровно, как голос пилота, объявляющего о зоне турбулентности. — Все в порядке. Это не кома. Это физиологический сон. Ее мозг перегружен событиями последних часов. Он делает единственное, что сейчас правильно — уходит в защитный режим восстановления.
Император медленно повернул ко мне лицо. В его серых глазах плескался ужас вперемешку с отчаянной, цепляющейся за соломинку надеждой. Коктейль, который я видел слишком часто.
— Вы… вы уверены?
Артем который неслышно тоже появился в палате уже склонился над мониторами. Его пальцы танцевали по сенсорным экранам, вызывая на свет вереницы графиков и столбцы цифр.
— Абсолютно уверены! — он обернулся к нам, и на его измученном лице сияла широкая, искренняя улыбка. — Смотрите! Давление сто десять на семьдесят — идеально для ее возраста и состояния. Пульс семьдесят два удара в минуту — ритмичный, синусовый. Сатурация девяносто восемь процентов — легкие работают как швейцарские часы!
Он переключил главный экран на данные ЭЭГ.
— А вот это вообще красота! Видите? Альфа-ритм плавно переходит в тета-волны. Частота падает с двенадцати до семи герц. Классическая, учебная картина естественного, глубокого засыпания!
Мозг делает то, что должен — отключается для восстановления. Как компьютер после критической системной ошибки. Перезагрузка. Дефрагментация. Очистка оперативной памяти от всего того ужаса, что он пережила.
Вот он, мой анестезиолог. Мой тыл. Пока я разбираюсь с психологией, он подводит под чудо научную базу. Цифры. Графики. Факты. То, что успокаивает лучше любых слов. Мы — идеальная команда.
— Двуногий! — Фырк подпрыгнул на моем плече, его усики дрожали от возбуждения. — Смотри! Ее астральное тело стабилизировалось! Серебряная нить, что связывает душу с телом — она крепка как корабельный канат! Толстая, пульсирующая! Она никуда не уходит, просто… отдыхает.
Я кивнул, больше для себя, чем для него, и повернулся к Артему.
— Введи пропофол. Двадцать миллиграммов для начала.
Артем замер со шприцем в руке.
— Зачем? Она же и так спит.
— Нам нужна контролируемая седация. Ее мозг сейчас как оголенный провод — любой случайный стимул, любой громкий звук, любой яркий сон может вызвать каскад судорог. Минимум двенадцать часов полного, глубокого, медикаментозного покоя. Никаких сновидений, никаких кошмаров, никакой REM-фазы. Только дельта-сон.
Мы вытащили ее из бездны. Но она все еще на краю. Ее мозг сейчас — хрупчайший механизм после капитального ремонта. Любая случайная искра, любое лишнее напряжение — и все полетит к чертям. Нам нужно дать ему время. Время на полную перезагрузку.
— Понял, — Артем коротко кивнул, вводя препарат в центральный катетер. — Углубляем сон. Делаем его… безопасным.
Филипп Самуилович мягко потянул плечо Императора. Профессиональная суперспособность старого лекаря — понимать когда нужно остановиться.
— Ваше Величество, — его голос был мягким, но в нем звучала сталь. — Вам необходимо выйти. Мы должны провести полный послеоперационный протокол. Это займет время.
— Я не уйду от нее! — Император вцепился в руку дочери еще крепче. — Я двенадцать лет ждал, чтобы услышать… Я никуда не уйду!
— Вы вернетесь через час, — Филипп был непреклонен. — Ровно через час. Но сейчас лекарям нужно пространство для работы. Нужно проверить все системы, взять анализы, подключить дополнительный мониторинг. Ваше присутствие будет… мешать.
В дверях появился Васнецов. Янтарные четки в его руках щелкали в быстром, нервном ритме.
— Ваше Величество, — он поклонился. — Прошу вас. Доверьтесь лекарям. Они спасли ее. Они знают, что делают.
Император медленно, словно во сне, разжал пальцы. Рука Ксении безвольно упала на простыню. Маленькая, бледная, с тонкими синими венками под прозрачной кожей.
— Один час, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Ровно шестьдесят минут. Ни секундой больше. И я возвращаюсь.
Это был не вопрос. Это был приказ. Император Всероссийский отдавал приказ.
Он снова Император. Паника ушла, вернулся контроль. Но теперь это не приказ правителя подчиненному. Это приказ одного мужчины другому, которому он только что доверил самое ценное. Это уже не просто субординация, а что-то большее.
— Шестьдесят минут, — подтвердил я.
Они вышли — Император двигался как лунатик, Васнецов поддерживал его под локоть, Филипп шел сзади, готовый подхватить, если ноги откажут.
Дверь закрылась с тихим щелчком.
И атмосфера в операционной изменилась мгновенно.
Все.