— Еще немного осталось! — крикнул я.
Правая башня тоже задымилась. Огонь, несмотря на все предосторожности врага, делал свое дело. Конструкции слишком долго находились под воздействием нашего пламени.
Враги больше не наступали. Желающих лезть в горящие башни, чтобы потом попасть еще и под наши огнеметы, не было. Есть вещи пострашнее гнева хана Кучума.
А затем раздался треск ломающегося дерева. Левая башня накренилась, мостки соскользнули со стены.
— Назад! Назад! — услышал я крики на татарском языке. Кое-какие слова я уже научился понимать.
Враги начали отступать развернулись и побежали обратно, спасаясь от огня и казачьих стрел.
Я опустил саблю и оперся на нее, тяжело дыша. Рубаха промокла насквозь. Руки дрожали от напряжения. Вокруг меня казаки тоже опускали оружие, глядя, как враг отступает от стен.
Обе башни горели теперь в полную силу. Огонь взвивался к небу черными клубами дыма. Конструкции трещали роняя горящие обломки. Татары бежали от них подальше, бросая убитых и раненых.
Мы выстояли и на этот раз. Но что будет завтра? Как будем отбиваться?
* * *
Палящее солнце медленно клонилось к закату, окрашивая дым над полем боя в багровые тона. Хан Кучум стоял в весте от стен Кашлыка, его губы дрожали от ярости. Рядом с ним застыли мурза Карачи и Алексей, и еще десяток телохранителей Кучума.
Перед их глазами разворачивалась картина полного провала. Восемь осадных башен, на которые возлагались надежды, лежали разбитыми и искореженными вдоль дороги к крепости. Некоторые были опрокинуты набок, другие развалились на части. Обломки досок, веревок и кожаных щитов усеивали подступы к стенам, словно останки поверженных великанов.
Но самое страшное зрелище представляли две башни, которым все же удалось достичь крепостных стен. Они пылали ярким пламенем, и черный дым от горящей смолы и дерева поднимался высоко в небо.
— Проклятые казачьи псы! — прорычал Кучум, его голос дрожал от бешенства. Он уже забыл про то, что главной целью атаки были заставить Ермака сжечь остатки пороха.
Хан резко повернулся к Алексею, и в его черных глазах плескалась такая злость, что русский инженер невольно отступил на шаг. Старый правитель Сибирского ханства выглядел в этот момент как разъяренный степной волк, готовый разорвать любого, кто попадется ему на пути.
— Ты обещал мне победу, русский! — Кучум ткнул пальцем в сторону горящих башен. — Ты говорил, что твои башни неприступны, что с их помощью мы возьмем Кашлык за один день! А теперь смотри — они горят, как сухая трава в степи!
Мурза Карачи молча наблюдал за этой сценой, его обычно улыбающееся лицо оставалось непроницаемым.
Алексей, однако, сохранял поразительное спокойствие. На его лице даже появилась легкая улыбка, что в данной ситуации выглядело почти безумием. Он поднял руку в примирительном жесте и заговорил ровным, уверенным голосом:
— Погоди гневаться, великий хан. Посмотри внимательнее на поле боя. Да, мы потеряли башни, но разве ты не заметил кое-что важное?
Кучум нахмурился, от ярости не понимая, к чему клонит русский. Инженер продолжил, указывая на крепостные стены:
— Первые башни казаки уничтожили пушечным огнем. Грохот стоял такой, что птицы на версту вокруг разлетелись. Но посмотри на две последние, те, что дошли до стен…
Хан прищурился, вглядываясь в дым и пламя. Карачи тоже повернул голову.
— Главное, что Ермак потратил последний порох! — воскликнул Алексей с торжеством в голосе. — Ты видел, хан, что по двум последним башням уже не стреляли? Все, пушки Ермака замолкли! И скоро в бой вступит наше самое сильное оружие!
Кучум медленно перевел взгляд с горящих башен на лицо инженера. Действительно, две последние башни казаки подожгли уже вручную. Никаких выстрелов, никакого грохота пушек — только огонь и стрелы.
— Ты уверен? — хрипло спросил хан.
— Абсолютно уверен, великий хан, — кивнул Алексей.
На лице Кучума медленно расцвела хищная улыбка. Старый хан выпрямился, расправил плечи.
— Может быть, ты и прав. — медленно произнес он. — Может быть.
Инженер поклонился, скрывая удовлетворение.
Солнце продолжало опускаться к горизонту, удлиняя тени. Дым от пожарищ смешивался с вечерней дымкой, создавая причудливые узоры в воздухе. Где-то вдали раздавались стоны раненых и крики командиров.
Кучум еще раз окинул взглядом поле неудавшегося штурма, затем ушел к своему шатру. За ним поспешили его телохранители.
* * *
Глава 7
Я был в ярости. Мы израсходовали весь наш порох на эти чертовы осадные башни. Зачем — не знаю! Думаю, что таков и был план этого проклятого русского инженера, состоящего на службе у Кучума. У нас нет пороха ни на один артиллерийский выстрел теперь. Только то, что у казаков припрятано при себе было — у кого на десять выстрелов из пищали, у кого на двадцать, а у кого, считай, ни на сколько.
Какого черта было палить по осадным башням? Как показала схватка с двумя дошедшими до нас, особой угрозы они не представляли — наши огнеметы устроили сплошную зону поражения в районе мостиков, что вместе со стрельбой из арбалетов не дало татарам пройти. Так можно было поступить и с остальными башнями! Живица-то у нас в лесу растет, в отличии от пороха! Насобирали ее тьму!
Ермак был расстроен, чувствовал свою вину, понял, что неправ, хотя и молчал. Ничего высказывать я ему не стал. В принципе, это обычная картина на войне, когда ошибка командира приводит к невообразимым бедам. Это норма, хахаха! А как красиво падали осадные башни после ударов пушечных ядер! Кто бы еще понимал, что они в каком-то смысле падают не татарам на головы, а нам!
…Я не спросил у Ермака разрешения на строительство двух требушетов. Не спросил, и все. Так надо, я лучше знаю. И он не стал, как обычно, подходить ко мне, спрашивать, как происходит работа и что я задумал.
…Осточертело мне наблюдать, как нам на головы падают зажигательные бомбы. Вреда почти не наносят, но бегать-тушить приходится. К тому же, Кучум (или, вероятнее, предатель-инженер), решили, чтобы уменьшить чудовищный расход смолы, чередовать зажигательные снаряды с камнями. Здоровенные каменюки падали на нас, как метеориты. В ожидании такого практически над всеми крышами мы сделали из бревен настилы и покрыли толстым слоем земли, смягчавшим удар, но все равно.
….Вот они, голубчики. Два наших требушета. Массивная рама, скрепленная железными полосами и заклепками, держала на себе всю конструкцию. Метательная балка — огромное бревно лиственницы длиной в десять саженей — покоилась на мощной оси, укрепленной в