— Всё так. Только мы Ермаку присягали. Крест целовали. А он там, в Кашлыке, на нас надеется. Как будем друг другу в глаза смотреть, если бросим?
— Легко смотреть, если глаза будут живы, — со вздохом возразил Микита. — В тепле и сытости жить будем! А что присяга… Смерть рядом ходит, и проку от нас там никакого.
Черкас мрачно смотрел на обоих. В словах каждого была своя правда. Перед глазами вставал штурм Кашлыка, когда смогли отбиться чудом, которое точно не повторится. Вспомнилось суровое лицо Ермака, когда он отправлял их в Москву. Он знал: шансов мало, но пытаться всё же надо.
— Зима скоро, — сказал Черкас. — Реки встанут льдом. Если не поспешим, придётся зимовать в пути. Полторы тысячи вёрст по снегам, без обоза, без припасов — верная смерть.
— Вот видишь! — оживился Микита. — Сам понимаешь, что дело дрянь. Давай остаёмся. Ермак поймёт. Может, он сам уже Кашлык бросил.
— Ермак не уйдёт, — твёрдо возразил Кондрат. — Будет стоять до конца.
В зале становилось душнее. Свечи чадили, запах еды смешивался с потом и дымом. За соседним столом ремесленники пели песню про молодца за Волгой. Стрельцы встали и, пошатываясь, пошли к выходу.
Черкас налил себе квасу, выпил залпом.
— Слушай, Микита, — сказал он, — думаешь, служба у купца — лёгкая? Охранять обозы? Значит — драться с разбойниками. А разбойники кто? Русские люди, бедой на дорогу вышли. Будешь своих резать за купеческое добро? Купцы — первые грабители! Продадут человека за мелкую монету!
— Что татары, что разбойники — какая разница! — огрызнулся Микита.
— Татары — враги, — отрезал Черкас. — Они Русь жгут и людей в полон уводят. А купец тебя пошлёт не только обозы сторожить. Видел, какой он? За богатство и на своих натравит. Захочет — будешь должников трясти, лавки отнимать. И убить прикажет — не воинов, а безоружных. Хочешь таким псом быть?
Микита нахмурился, но промолчал. Кондрат фыркнул:
— Двадцать рублей за простую охрану? Сказки. За такие деньги он из нас душу вытрясет.
Повисла тишина. Кабак наполнялся народом: плотники шумно уселись за соседний стол, требуя вина и закуски.
Черкас вспомнил Сибирь: бескрайнюю тайгу, Иртыш, штурм Кашлыка, товарищей. Все они ждали помощи из Москвы.
— Знаете что, братцы, — вдруг сказал он твёрдо. — Вспомните, как мы Кашлык брали. Нас было пять сотен, а татар — тысяча с лишним. И что? Победили, потому что держались вместе и верили Ермаку.
Он обвёл взглядом товарищей.
— Да, сейчас трудно. Может, и погибнем там. Но погибнем как воины, с честью. А если здесь останемся — всю жизнь помнить будем, что предали товарищей и нарушили присягу. С таким грузом жить хотите?
Микита молчал, опустив голову. Кондрат кивнул:
— Я с тобой, сотник.
Все взглянули на Микиту. Тот колебался, но наконец поднял кружку:
— Эх, пропади оно всё! Видно, не судьба мне купеческим прихвостнем быть. Вернусь с вами. Но если ноги отморожу — тащите меня на себе!
Черкас впервые за день улыбнулся:
— Договорились. Потащим.
Они чокнулись кружками. Квас показался им слаще вина.
— Завтра утром выходим, — сказал Черкас. — До Нижнего по Москве-реке, дальше по Волге и Каме. А там уж как получится. Главное — успеть до больших морозов.
— А купцу что скажем? — спросил Микита.
— Ничего, — ответил Черкас. — Просто не придём. Пусть думает, что хочет.
Они расплатились и вышли на улицу. Осенний вечер был прохладен, но после духоты кабака воздух показался свежим и лёгким. Вдали звонили колокола.
— Пойдёмте на постоялый двор, — сказал Черкас. — Надо выспаться перед дорогой. Путь неблизкий.
Трое казаков зашагали по тёмной улице. Позади остался соблазн лёгкой жизни, впереди — неизвестность, полная опасностей. Но на душе у них стало легче: они приняли единственно правильное решение — вернуться к своим.
* * *
Самым трудным в изготовлении полиболоса являются три вещи. Прежде всего, это торсионные жгуты. Их нужно делать из прочных сухожилий — лосиных, оленьих или конских. Сложность не только в том, чтобы набрать нужное количество, но и в обработке: сухожилия требуется очистить, высушить, пропитать жиром и скрутить очень туго. Чтобы они не гнили, нужна постоянная смазка и кожаные чехлы для защиты от влаги.
Второе препятствие — каретка и зубчатый механизм. Это узел, где тетива захватывается, отводится назад и затем освобождается. Нужны зубцы и шестерни, подогнанные с достаточной точностью, иначе всё будет заедать или быстро ломаться. Для кузнеца в наших условиях это тонкая и трудная работа.
Третья сложность — магазин. Чтобы стрелы подавались по одной, требуется специальный отсекатель. Если он заклинит, автоматичность сразу исчезнет. Для надёжной работы нужны одинаковые стрелы и точная подгонка деталей.
Организационные трудности связаны главным образом с добычей сухожилий. Дерево, железо и кожа в Сибири есть, но сухожилия придётся заготавливать заранее. Для одного среднего полиболоса требуется примерно десять — пятнадцать килограммов сухожилий, что означает разделку нескольких десятков крупных животных. Если строить три или четыре машины, понадобится тридцать — пятьдесят килограммов сухожилий! С одной лосиной или конской туши можно получить в среднем от трёхсот до пятисот граммов, так что для одного полиболоса придётся пустить порядка двадцати — тридцати животных.
Реально ли добыть такие количества? Вокруг Кашлыка водилось много лосей, маралов и сохатых. У хантов и манси сухожилия издавна шли на тетивы, нити и обувь, так что это был известный и привычный ресурс, хотя и дорогой. При наличии охотников, а казаки умели охотиться, можно было добыть десятки животных за сезон. Если подключить местных союзников, задачу можно выполнить. То есть изготовление одного полиболоса вполне реально, но создание трёх — четырёх потребует целой охотничьей кампании с заготовкой и сушкой сухожилий, что займёт месяц или два.
На изготовление тоже уйдет время. Подготовка жгутов займёт от недели до месяца. Сборка деревянной рамы у плотников займёт три — четыре дня. Кузнечные работы — изготовление шестерён, осей и зубцов — потребуют от пяти до семи дней на одну машину, и это по меньшей мере! Сборка и наладка добавят ещё три — пять дней. Таким образом, при хорошей организации один полиболос можно собрать за три — четыре недели, при условии что заранее накоплены сухожилия.
* * *
Густой дым от жаровни с тлеющими углями медленно поднимался к потолку шатра, смешиваясь с ароматом кедровой смолы и влажного меха. Шатёр мурзы Карачи, главного советника Кучума, стоял на лесной ставке, окружённой вековыми соснами и елями.
Карачи лежал на ворохе медвежьих шкур, его узкие глаза блестели от веселья. Напротив, скрестив ноги, сидел Кум-Яхор —