— Принесла бы состояние, — завершил за него Шувалов. — Соглашусь… а можно будет как-то пометить?
Это он мне?
— Табличку поставлю, — мрачно огрызнулся я. Мы тут вообще-то спасаемся, а не на экскурсии. — Или вон, на коре можно вырезать. Здесь был Шувалов.
Орлов хихикнул. А вот некромант покачал головой и произнёс:
— Это варварство.
— К сожалению, — Татьяна поглядела на меня строго. — У Савелия есть некоторы… пробелы в воспитании. Но мы над этим работаем. Однако всё же я бы не стала сейчас трогать мертвородник. Это не дерево. Это животное…
— Да? — я всё-таки ткнул пальцем в ближайший белесый ствол. Ну да, листьев нет, но на животное это не похоже. Правда, и в прикосновении кора на кору не похожа.
Скорее уж кожа, плотная такая.
— Яд, выделяемый корой, смертелен для мелких существ, кроме того он тяжелее воздуха и потому накапливается у самых корней. И концентрация его порой весьма высока. Настолько, что наш далёкий предок, имевший неосторожность расположиться на отдых, писал о том, что начал ощущать серьёзную слабость, которая держалась весьма долго. Его тень настолько ослабела, что ему пришлось её спрятать. А ещё он писал о корнях, которые выбирались из-под земли…
Вот спокойный этот рассказ заставил нас всех прибавить шагу. И Николя больше не задыхался.
— … они добирались до добычи и выпускали тончайшие волокна, которые окутывали её плотным коконом. Волокна выделяли тот же яд, который не позволял проснуться, а ещё что-то вроде желудочного сока. Жертва постепенно растворялась, а корни мертвородника поглощали этот… бульон.
Орлов икнул.
А Демидов пробормотал:
— Не люблю бульоны.
— В дальнейшем тётушка… я рассказывала тебе о ней, изучала мертвородник и именно она пришла к выводу, что это животный организм, похожий на… забыла.
— Актинию? Коралловый полип! — радостно подсказал Николя. — Конечно… он тоже обладает визуальным сходством с растениями. Имеет неподвижное окаменевшее тело, представляющее по сути внешний скелет. Этакий дом, который создают…
Раз-два-три-четыре.
Идём.
Заодно и просвещаемся.
— … полипы. Это такие животные… из каменного тела торчат их щупальца, которые готовы захватить мельчайшие частицы пищи. А некоторые и жалят то, до чего дотянутся… безусловно! Это… это очень интересно! Я хотел бы сюда вернуться, если получится…
— Нам бы сначала туда вернуться, — не удержался я. — Если получится.
Вот же…
Снова громыхнуло, но как-то даже дальше. И я почти поверил, что гроза эта или не состоится, или пройдёт стороной.
— … никто и никогда не занимался всерьёз научными изысканиями… — голос Николя теперь звучал бодро, да и сам он держался неплохо. И не скажешь, что пару минут тому задыхался.
Цвет лица почти нормальный. И дышит вон ровно. И в целом держится неплохо.
Целительские штучки? Ну да, если он может воздействовать на других, то почему не может на себя?
— Всем интересны ресурсы, но не сам мир, как таковой. А мы ведь имеем уникальнейшую…
Ветер ударил в спину, резко, наотмашь, будто всё это время гроза ждала подходящего момента. И тяжело загудели, застонали столпы мертвородника. Захрустели ветки, выгибаясь, поддаваясь этому ветру. И всё-таки оказались недостаточно гибкими.
Раздался протяжный хруст.
И какой-то долгий заунывный стон. Белая ветка впереди качнулась влево. Вправо. И начала заваливаться. На мгновенье она повисла на белёсой длинной нити, не желая расставаться с деревом, а потом всё-таки кувыркнулась и, сорванная другим порывом, ухнула под ноги.
— Это… простите… я должен… я не имею права… — Николя бросился к этакому подарку стихии, явно не зная, как поступить. Ветка была немаленькой. Я бы сказал, приличной такой. Гладкая, завитая штопором, она смахивала на рог огромного единорога.
— Погодите, — Шувалов тоже остановился. — Согласен. Бросать нельзя. Дмитрий, ремень. И вы, молодые люди. В одиночку это не унести, но два ремня…
Ветер снова взвыл, заглушая слова. И примерившись, ударил. Наотмашь, раздражённо, заставляя покачиваться уже не ветки, но сами стволы. Я же услышал обиженный и, пожалуй, испуганный крик Призрака, который кувыркнулся и теперь пытался удержаться в небесах.
— Назад, — кинул я ему. — Ко мне.
Погода ныне нелётная. Надеюсь, что не только для него. Я попытался разглядеть в небе других тварей, но там закипали тучи. Чёрно-лиловые, они перекатывались огромными клубами, сталкиваясь и высекая белесые искры. И где-то там, внутри этой черноты, зрела первая молния.
Она сорвалась именно в тот момент, когда Шувалов с Николя поднимали треклятую ветку, а Орлов рассовывал по карманам обломки то ли коры, то ли скелета твари. Демидов, обхватив платком, поднял длинный обломок.
Охотники, мать вашу, за сокровищами. Не соображают совсем?
— Идти… надо… — я попытался переорать ветер, указывая наверх. И вовремя.
Молния ударила отвесно вниз. Ослепительно-белый столп распорол небеса, вошёл в землю, что меч карающий. И уже тогда выплюнул в стороны ветви электрических разрядов.
— Чтоб… твою ж… — Орлов спешно сунул очередной обломок в карман. — Охренеть!
— Что за выражения, молодые люди… но да, поспешить следует. Здешние грозы — не самая приятная вещь.
— Отец, а вы видели? — осмелился спросить Дмитрий.
— Случалось. Но смотреть из крепости — это совсем иное. Полагаю, если не поторопимся, мы все рискуем получить новый уникальный жизненный опыт.
Нет, всё-таки чувство юмора у Шувалова имеется. Но всё равно бесит.
И мы поторопились.
Дождь ударил, когда мы вышли к холму. И Шувалов, опустившись на корточки, коснулся каменных ступеней. Он явно хотел что-то сказать, но ветер теперь выл не замолкая. Он то стихал на мгновенье, то бил наотмашь, то толкал в спину и порой так, что с трудом получалось удержаться на ногах. Татьяна пару раз едва и не упала, а потому, наплевав на все приличия, сама вцепилась одной рукой в Николя, а другой — в Метельку.
И подозреваю, не только затем, чтобы чувство равновесия сохранить.
Первые тяжелые капли оставили на белом камне тёмные пятна.
— Ух, — Тимоха открыл рот и высунул язык, пытаясь поймать такую. И Буча, радостно взвизгнув, поспешно сунула в этот рот что-то, по её представлению вкусное.
Или полезное.
И Тимоха проглотил.
— Ну! — возмутился он и, подхватив Бучу за шкирку, слегка встряхнул. — Не!
И клянусь, сделано это было вполне осмысленно.
— Р-ря! —