Его охватила до конца неосознанная и сокрушительная тоска, сквозь которую ошеломленные нейроны его мозга заструились в неизвестность, как небесный свет струится из падающих звезд. А потом произошло столкновение, после которого не осталось даже воспоминаний об опасности и страхе.
Свершилось! Он плыл по течению, а наполовину успокоившееся сознание Эдварда Мартина начисто отделилось от его мозга и вновь перемещалось по незнакомым измерениям точно так же, как это происходило раньше.

ГЛАВА II
МАРТИН ОЧЕНЬ СМУТНО почувствовал, что кто-то чисто физически трясет его и чьи-то пальцы почти впиваются в его плечо, а где-то далеко-далеко звучат зовущие голоса. Значит, сейчас он все-таки находился в безопасности.
Археолог попытался открыть глаза. Он снова лежал на своей койке, Фаррис был рядом и делал отчаянные попытки разбудить его. Реакция организма, более сильная, чем даже охвативший его ужас, вызвала у него рвоту, и он попытался встать, но тут же упал, потеряв сознание. Тряска и настойчивые голоса возобновились. Мартин застонал. Неожиданно ему на лицо вылился целый водопад теплой и дурно пахнущей воды. Задыхаясь, он закашлялся, с трудом пытаясь сесть. К нему вернулся слух и другие чувства. Он моргнул, чтобы прояснить затуманенное зрение, и удивился, почему бьют барабаны и почему вокруг так много кричат. Должно быть, в лагере что-то случилось…
— Фаррис… — выдохнул он. — Фаррис!
Наконец, он смог увидеть лицо того, кто его будил. Из тумана и колеблющихся очертаний медленно-медленно выплыло нечто округлое, оно прояснилось и обрело более четкую форму. Да, это было бородатое лицо — смуглокожее, немного хищное, застарело желтое от некогда перенесенной лихорадки и увенчанное потрепанной стальной шапочкой-шлемом. Два черных, налитых кровью глаза пристально смотрели на него.
— Фаррис? — прошептал Мартин и затих.
Его сердце забилось с глухим стуком.
— Педро! Педро, проснись! — закричало лицо по-испански.
Руки, похожие на медвежьи лапы, протянулись и встряхнули Мартина, а затем стали судорожно трясти его и трясли до тех пор, пока у него не застучали зубы.
— Ты слышишь меня, Педро? Через час мы выступаем!
Эд уставился на бородатого мужчину с потрепанными морским ветром щеками и со стальным шлемом на голове. Затем он повернул голову и увидел рядом с бородачом еще одного склонившийся над ним человека, но это тоже был не Фаррис и не кто-либо из его, Мартина, знакомых, а сам он находился не в своей хижине рядом с раскопками, а неведомо где, причем вокруг было много людей, которые неистово кричали под грохот несмолкающих барабанов.
Эдвард ощупал пальцами свой язык и закричал, но огромная мозолистая ладонь зажала ему рот. Тогда он стал кусать ее, рвать зубами, после чего она ненадолго исчезла, чтобы тут же вернуться, довольно сильно ударив его по голове. Он затих.

— Безумие от лихорадки, — произнес голос бородатого мужчины.
В ответ на это раздались проклятия, а затем тот же голос спросил:
— Что нам делать, Манрике?
Второй голос, гораздо более мягкий, прозвучал ровно и едва слышно:
— Он должен идти! Попробуй воду еще раз, Эррера. А если не подействует, тогда я с ним поговорю, а ты держи его покрепче. Возможно, я смогу его успокоить.
Снова раздалось хлюпанье, и Эд ощутил вкус солоноватой воды. Он непроизвольно вздохнул и едва не захлебнулся ею, после чего попытался вырваться, но кто-то держал его руки мертвой хваткой, разорвать которую не смогли бы даже двое Мартинов. Тогда он поднял дрожащую голову и посмотрел вокруг ошеломленными и дикими глазами.
Теперь перед ним стоял очень худощавый и какой-то легкий на вид человек по имени Манрике, в то время как Эррера, который и держал его руки, оказался широким в плечах и очень грузным. Лицо Манрике было костлявым и обгоревшим на солнце и тоже имело желтоватый оттенок, но борода у него была аккуратно подстрижена, а глаза светились умным взглядом.
— Педро, — тихо произнес он. — Послушай, амиго. Ты должен встать и пойти с нами. Мы должны уходить с Эрнандо де Чавесом, и сам Альварадо завтра покидает это место, так что если ты не встанешь и не присоединишься к нам, тебя оставят с другими больными на милость индейцев. Ты понимаешь?
Вся его речь проходила под оглушительный бой барабанов.
Мартину потребовались три попытки прежде, чем он смог заговорить:
— Нет, — по-испански прошептал он. — Я ничего не понимаю. Кто вы такие?
Рядом застонал Эррера:
— Кто мы такие, в самом деле? Клянусь окровавленным подбородком Уицилпочтли! Болезнь лишила его рассудка.
Манрике снова заговорил успокаивающим тоном, каким разговаривают с испуганным животным или детьми:
— Два дня назад у тебя был солнечный удар. Все это время ты лежал, как мертвый, и мы думали, что нам придется оставить тебя здесь. А сегодня утром на рассвете ты неожиданно вскочил и стал кричать. Мы уже почти три часа пытаемся тебя успокоить. — Он положил руку Мартину на плечо. — Теперь тебе надо встать и идти, и никто не должен знать, что ты болен. Иначе ты останешься здесь и умрешь.
Эд посмотрел за спину Манрике. Он чувствовал себя странно, и у него кружилась голова, как у человека, разрывающегося между двумя видениями. То, что он увидел, поразило его. Окружающая обстановка ничем не отличалась от той, которую он покинул. Те же джунгли, те же высокие горы на заднем плане, та же жара и запахи. Вокруг была типичная индейская деревня с крытыми соломой хижинами и расчищенными под посадки кукурузы участками земли, и она выглядела, как любая из сотен таких же деревень, которые он видел множество раз. В тот момент он подумал, что наверняка сможет легко найти отсюда дорогу в свой лагерь.
Деревня была наполнена солдатами. Такими же мужчинами, как Манрике и Эррера, в шлемах и морионах, в нагрудниках из помятой стали или в доспехах из стеганого хлопка, в сапогах, плащах и старинных бриджах. Они были вооружены мечами, пиками и арбалетами, а у некоторых были аркебузы. Рядом паслись лошади с высокими седлами и уздечками, украшенными серебряными кольцами.
Повсюду раздавался бравый рев проклятий, крики и смех под ржание и топот лошадей. А еще гремели барабаны, и где-то ревела труба на фоне ярких звуков лязга оружия, похожих на удары оркестровых тарелок. Одним словом, вокруг были испанские солдаты, а возглавлял их человек по имени Альварадо.
Осознав происходящее, Мартин рассмеялся. Территориально раскопки и его лагерь должны были находиться где-то рядом, но их разделяли века — более чем четыре