Немного в стороне, отдельно, находился второй лагерь испанцев, состоящий примерно из тысячи человек. Это были индейцы, но другой породы, отличающиеся от коренастых жителей деревни, высокие, со свирепыми глазами и хорошо вооруженные.
«Это, должно быть, тласкаланцы, — подумал Мартин. — Их, вероятно, привезли сюда из Мексики».
Но вслух он очень осторожно, как ребенок, повторяющий урок, произнес совсем другое:
— У меня был солнечный удар. В течение двух дней мой разум был мертв.
Манрике кивнул.
— Да, это так.
— И мы с вами знакомы, — продолжил Эд.
Позади него раздался голос Эрреры:
— Мы пришли вместе из Эстремадуры и вместе сражались под командованием Кортеса на всем пути от Кубы до Теночтитлана. — В его голосе ясно слышались стенания. — И он спрашивает, знаем ли мы его?! Педро, Педро, что с тобой случилось?
Манрике, как казалось Эду, незаметно коснулся пальцем своего виска.
— Солнце… — вздохнул он и улыбнулся Мартину. — Память вернется к тебе через день или около того. А теперь вставай, я помогу тебе с твоим снаряжением.
— Подожди, — остановил его археолог и перевел взгляд на силача, который продолжал держать его. — Можешь отпустить меня, Эррера, теперь я спокоен. — Затем он зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, собравшись с духом, выпалил: — Как меня зовут?
Манрике устало и разочарованно посмотрел на него.
— Яньес, — произнес он. — Педро Яньес.
— Педро Яньес, — тихо, почти про себя, прошептал Эд.
Значит, подумал он, у Педро Яньеса был солнечный удар, а Эдвард Мартин отправился путешествовать во времени. Получается, что один разум погиб, разбитый солнцем вдребезги, оставив пустое тело, а другой вырвался из своего времени, и его засосало в образовавшийся вакуум.
Теперь Мартин внимательно посмотрел на себя. Пара рук, очень худых, но сильных, на тыльной стороне одной из них — большой белый шрам. Длинные ноги, обутые в кожаные сапоги, изношенные буквально в клочья множеством переходов, а над ними худощавое незнакомое тело, одетое в рваные бриджи и кожаную рубашку, протертую насквозь там, где ее часто касалась сталь доспехов.
Он поднял свои странные, покрытые ссадинами руки, приложил ладони к лицу и почувствовал изогнутый ястребиный нос и длинную надменную челюсть, а также бороду, покрывавшую его подбородок, и залысины над висками, где кожу натирала стальная шапочка. И тут он заплакал — слезы медленно катились по его щекам, и в них была бездна отчаяния.
Пронзительно и повелительно зазвучала труба. Барабанная дробь стала быстрее. Люди начали выстраиваться в шеренги, а всадники вскочили в седла.
— Идем, Педро! — крикнул Манрике. — Идем!
Но Мартин никак не мог подняться, он сидел на земле и рыдал.
Тогда могучий Эррера наклонился, взял его обеими руками подмышки и поставил на ноги. Он держал его так, пока Манрике застегивал на его спине и груди доспехи из потрепанной стали и надевал на него пояс с длинным мечом. Вместе они надели ему на голову шлем, дали в руки острую пику и повели его прочь, стараясь держать его тело прямо, хотя Мартин с пустым, как у мертвеца, лицом постоянно спотыкался и норовил упасть. Там, куда они его вели, он увидел сквозь странную дымку, приглушавшую звуки и цвета, длинную шеренгу людей, возглавляемую всадниками со знаменами, которая как раз начала движение. Он должен был стать частью этой шеренги. Позади них под звуки труб и барабанов двигалось индейские войско в мягких сапогах.
Издалека на это шествие с ненавистью в глазах поглядывали угрюмые и немного испуганные жители деревни. Повсюду стоял едкий запах пыли.
Из одной из палаток вышел человек в богатых доспехах. У него были золотисто-рыжие волосы и борода, которые красиво пламенели на солнце. Тласкаланцы подняли копья и стали громко приветствовать его, выкрикивая, по-видимому, его имя: «Тонатиу»! Несмотря на то, что в левой руке этот человек держал наполовину обглоданную птицу, он, смеясь, явно довольный своим величием, отсалютовал им другой рукой и выкрикнул:
— Не вешать нос, разбойнички! В Копане вас ждут золото и женщины!
— В Теночтитлане тоже были золото и женщины, — мрачно пробормотал Эррера, глядя себе под ноги, — но разве мы хоть прикоснулись к ним? Нет! Это Кортес и его капитаны получили их, а не мы. Разбойнички! То же самое будет и в Копане!
Те, кто шел рядом и слышал его слова, зарычали в знак согласия. Но несмотря на это, половина войска Альварадо — сто пятьдесят латников, сорок всадников, пятьсот индейцев из Тласкалы и Теночтитлана и четыре маленькие пушки, которые люди тянули вручную — отправились завоевывать империю. Они двигались на восток через кукурузные поля в зеленые джунгли, и утреннее солнце слепило их глаза. И Мартин шел с ними, ошеломленный, в полубессознательном состоянии, странник во времени, заключенный в плоть другого человека. Это было похоже на ночной кошмар, но было реальностью.
— Место, о котором он говорил, куда мы направляемся — Копан? — спросил Эд пересохшими губами.
— Да, он самый, — ответил Манрике. — Говорят, богатый город. И очень надеюсь, на этот раз добыча прилипнет к нашим пальцам!
«Копан, — подумал Мартин. — Я знаю Копан, город, стоявший на лестнице Ягуара, вдоль линии разрушенного акрополя. Я изучал каждый камень его великого храма Венеры в форме пирамиды…» Копан, этот могущественнейший из старых городов Майя, затерянный и забытый на века вместе с построившей его империей. Так давно утраченный и так хорошо забытый, что Мартин в свое время не поверил рассказу Стивена об экспедиции под командованием некоего Эрнандо де Чавеса, которая напала на богатый и живой Копан в начале шестнадцатого века.
Теперь он узнает все о том, как это было.
Он маршировал вместе с Эрнандо де Чавесом. Он сам увидит, жив Копан или мертв. Но какое сейчас это имело значение для него? Какое значение имели археологические исследования в жизни Педро Яньеса, солдата Испании? Он маршировал с Чавесом. Солнце жарко било ему в глаза, и он привыкал к чужой плоти. И вернуться у него не было никакой возможности. Неужели ее не будет никогда?
ГЛАВА III
МАНРИКЕ ОСТАНОВИЛСЯ, чтобы вытереть заливающий глаза пот.
— Они сражаются, как дьяволы, эти копанцы! — проворчал