Затем Брайанту это надоело, и он поплыл дальше.
Край галактики пронесся под ним и исчез. Впереди была безбрежная тьма, но на фоне этой тьмы ярко светилась другая галактика — именно такая, какой Хью видел ее раньше, в каком-то другом полузабытом существовании. Андромеда.
Он захотел попасть туда.
Перед ним снова замелькали солнца, луны и планеты, огромные закольцованные туманности и зловещая чернота пылевых облаков. Он порхал, как мотылек, от звезды к звезде, но вскоре его внимание привлекла одна сине-голубая планета. Брайант устремился к ней и увидел, что почти вся ее площадь покрыта водой с небольшими островками равнинной зеленой суши. Океаны были очень красивыми, серебристыми и, видимо, теплыми, освещенными и согретыми молочно-белым солнцем. Он низко наклонился к воде, и в ней что-то шевельнулось. Тогда он непонятным образом вошел в это «что-то» и стал с ним единым целым, разделяя каждую мысль и эмоцию этого существа, но не имея возможности влиять на его действия.
Теперь он плавал в теплом море. Его тело было гладким и очень мощным, покрытым плотной светлой шерстью. Он охотился. Но не ради пищи — он не чувствовал голода и охотился на врага. Он поплыл к зеленому архипелагу, то поднимаясь к поверхности воды, то опускаясь на глубину. На поверхности он вдыхал воздух через ноздри, а ныряя вглубь и пробираясь сквозь лес высоких ярких водорослей, использовал жабры. Его быстрое, даже стремительное движение в воде доставляло чувственное удовольствие, это было похоже на полет.
Приплыв к берегу, он, крадучись, стал пробираться сквозь водоросли по мелководью и, в конце концов, увидел, как кто-то зашевелился на опушке росшего прямо за пляжем леса, цвет которого переливался от серебристо-зеленого до серебристо-розового. Он почувствовал странное возбуждение, а его мышцы задрожали от удовольствия. Он совершенно бесшумно приблизился к берегу и… вышел из воды. Кисть его лапы — или руки? — сомкнулась на тяжелом камне.
Сейчас враг был в лесу. Враг оставил морские глубины и построил дом на голой земле. Враг забыл, как пользоваться жабрами, и потому почти никогда не плавал. Хью, слившийся с морским жителем, был зол.
На этот раз враг оказался маленьким. Это был всего лишь детеныш, несущий маленькую корзинку из плетеного тростника. Враг оглянулся и попытался убежать, издавая тонкий визг, но споткнулся и затих. Враг был маленьким, но это был враг, а убить врага было хорошо. Брайант посмотрел на детеныша сверху вниз и бросил камень, а затем огляделся по сторонам и, крадучись, поспешил обратно к морю.
На берег, к кромке воды, с плачем выбежали взрослые враги, родители детеныша, но в воду они заходить не стали. А Хью просто нырнул и поплыл прочь. Он радовался, что убил врага. Было хорошо убить того, кто стал неправильным и противоестественным.
Он плыл глубоко-глубоко в сине-голубых морских глубинах. Там, на дне, была долина, наполненная серебристыми пузырьками и заросшая тонкими водорослями. Там был дом, который он построил из кораллов. Внезапно у него мелькнула страшная мысль. Ему почудилось, что сюда, в его дом, проникло солнце, что водоросли там почернели и что те сухопутные родители убитого детеныша разобрали куски кораллов и сокрушили его дом.
Он в ужасе поплыл быстрее.
Но Брайант оставил водного жителя. Точнее, его разум понесся дальше, в бескрайние звездные джунгли, мимо дымящихся солнц, гнетущей черноты облаков и сияния звездных скоплений.
Он оказался на планете одного из скоплений, на высоком холме. Был закат. Он и его покрытые мехом товарищи, гротескные и могучие, чего-то ждали. Солнце зашло, и небо стало темным, на нем вспыхнули, подобно фейерверку, миллионы звезд, и в этот миг существо, с которым слился Брайант, и его товарищи подняли руки ввысь и начали выть.
Хью унесся прочь от этого мира, на другую планету, потом еще на одну… Он перемещался так быстро, что все миры, места, тела, в которых он недолго жил, были похожи на быстро мелькающие кадры прокрученного с высокой скоростью фильма.
Он побывал в мирах из хрусталя, где и сам был прозрачным и неподвижным, но мыслящим, в мирах, где он был варваром, восседающим верхом на странном высоком звере, стремглав несущемся по тенистым ущельям. Перед ним промчалась вереница фантасмагорических планет, которые можно было назвать и кошмарными, и прекрасными, охваченными безмятежной прелестью и завораживающими ужасом.
Страх и жадность, похоть и радость…
А потом его внезапно вновь подхватил космический ветер. Галактика Андромеды стала уменьшаться, превратилась в далекое светящееся пятно и полностью растворилась в угрюмом сиянии красного солнца. Навстречу Хью стремительно неслась красноватая морщинистая пустыня.
С криком он вскочил с дивана.
Рядом спокойно стояла Кира, на лице которой играла легкая улыбка. Брайант снова был в доме Фаона. Фелтри и Грейс Чай уже приподнимались на кушетках, а обручи, сдвинувшиеся им на лоб, больше не светились.
Они смотрели друг на друга ошеломленными глазами.
— Я был императором… на планете под двойной звездой, в сердце золотой туманности… — заговорил Джим. — Мы не были людьми. Это было ужасно и чудесно. Я только начал…
— Время вышло, — сказал Фаон деловым тоном.
— Боже милостивый! — воскликнул Брайант, все еще взвинченный и плохо понимающий, что с ним произошло. — Неудивительно, что ваши люди считают себя королями космоса!
— А ты где был? — с интересом спросил его Фелтри.
— Я отправился в Андромеду, — начал рассказывать Хью, но его перебил Грейс Чай.
— Что ты там нашел? — тихо спросил он. — Смерть, красоту, страх?
Брайант промолчал.
— Что еще там есть? — голос варконида звучал все громче, и он задрожал всем телом, в то время как взгляд его был устремлен куда-то вдаль. — Теперь я понимаю, почему этих людей больше ничто не волнует. Когда весь космос открыт для тебя… Вселенная за вселенной… Человек не смог бы дойти до конца Мироздания, даже если бы прожил десять тысяч лет, он не справился бы со всеми опасностями, а тут — всегда что-то новое. Боже мой, Брайант, если мои люди доберутся до этого…
Чай вскочил и бросился к Фаону, который стоял ближе всех к нему. Но он забыл, что его стреножили, а потому, не сделав и шага, попросту упал на пол. На мгновение его лицо превратилось в маску образцовой свирепости. Однако…
В комнату вошли какие-то вооруженные люди.
Их было восемь, и все внимание тут же переключилось на них.
Один из них, вероятно, чиновник, с удивлением и тревогой посмотрел на незнакомцев и заговорил с