Когда фильм закончился, я зашёл в уборную. Выйдя, увидел, что Джеймс разговаривает с Кэлли. Джеймс улыбался так широко, что его зубы напоминали фортепианную клавиатуру.
— Джим сказал, что покажет мне, как работает проектор, — сказала Кэлли.
— У нас дома есть проектор, — заметил я. — Я могу тебе показать.
— Этот немного другой, — сказал Джеймс. — Это займёт всего минуту. Почему бы тебе не зайти в буфет и взять что‑нибудь — скажи, что я разрешил. Ты хочешь что‑нибудь, милая?
— Нет, я не хочу.
«Милая»? Вот это быстро. Он уже обращался к ней так, словно они были парой.
— Подожди минутку, — сказала Кэлли.
— Ладно, — согласился я.
Подошел к буфету и понял, что мне ничего не хочется. Я был всё ещё сыт, и к тому же всего этого добра было полно у нас в автокинотеатре. Встал у стены рядом с дверью и выглянул на улицу.
Там было очень светло, и после темноты кинотеатра свет ударил по глазам, словно раскалённый хлыст. Я моргал, пока зрение не восстановилось.
Пока мы смотрели фильм, прошёл лёгкий дождик. Он давно закончился, но от улицы поднимался пар. Машины ехали сквозь него так, будто плыли по реке из ваты или облакам.
Мне наскучило просто стоять и смотреть, и я в конце концов вернулся к буфету, чтобы чем-нибудь заняться. Я спросил у девушки, которая там работала, можно ли мне кока-колу. Я сказал ей, что меня послал Джеймс, и он разрешил.
Она наливала колу второпях, словно делала что‑то отвратительное. Когда она поставила стакан на стойку, я понял, что это та же девушка, что стояла за стойкой и в прошлый раз.
— Он с твоей сестрой? — спросила она, жуя жевательную резинку.
— Он показывает ей, как работает проектор.
Она фыркнула.
— Не только это он ей показывает.
— Что это значит?
Она снова фыркнула.
— Ты слишком мал.
Я был не настолько мал, каким казался. Больше нет. Не после этого лета. Меня пронзила острая, жгучая тревога, словно тысячи раскалённых иголок. Я оставил колу на стойке и направился к двери, ведущей в проекционную.
Девушка спросила:
— Ты будешь брать колу или нет?
Я открыл дверь и оказался в коротком темном коридоре, ведущем к лестнице. Там горел один маленький светильник, и его как раз хватало, чтобы разглядеть ступеньки.
Я поднялся по лестнице. Справа была стена, слева — узкий проход и проекционная будка. Из прохода можно было посмотреть вниз и увидеть людей на балконе. Даже в полумраке я разглядел, что все они — цветные. Я мог видеть пространство за балконом и передние ряды для белых посетителей. Я видел экран и слышал гул проектора. Из проекционной доносились приглушённые звуки и что-то стучало о стену.
Я стоял, не зная, что делать, но в конце концов принял решение. Я подошел к будке и попытался открыть дверь, но она была заперта.
Я позвал:
— Кэлли.
— Уходи, — послышался голос Джеймса. — Мы сейчас выйдем.
Он был едва слышен, словно приглушён подушками. Будка была почти звуконепроницаемой.
Я пнул дверь, пнул изо всех сил.
— Позови папу, — крикнула Кэлли, — позови… — и её голос оборвался.
Я ударил плечом в дверь и начал выкрикивать имя Кэлли.
Я повторил это два или три раза, потом дверь резко распахнулась, Джеймс схватил меня, втащил внутрь и захлопнул дверь.
— Заткнись. Ты всех переполошишь. Не мешало бы выбить из тебя все дерьмо.
Я огляделся: проектор щёлкал, его маленький огонёк светился голубым. В этом голубом свете я увидел Кэлли у стены. На её блузке были оторваны две верхние пуговицы. Тогда я заметил, что на лице Джеймса — царапины: они тянулись от уголка глаза до подбородка.
— Что вы сделали? — спросил я.
— Ты слишком мал, чтобы понять, — ответил он.
Кэлли бросилась ко мне. У двери она обернулась к Джеймсу:
— Только попробуй подойти ко мне ещё раз. Слышишь? Если мой папа про это узнает… а он узнает! Он переломает тебе все кости.
Джеймс придвинулся ближе и негромко рассмеялся.
— Да, пожалуй, ничего бы и не вышло. Ты же просто дрянь с окраины. Мусор из драйв-ин. Маленькая шлюшка. Только и можешь, что дразнить.
Келли влепила ему пощечину и наступила каблуком на ногу. Он согнулся, пытаясь сказать «сука», но у него не получилось.
Кэлли схватила меня за руку, и мы вышли из будки, спустились вниз и выбежали в фойе, причём она одной рукой придерживала ворот блузки.
Когда мы проходили мимо буфета, девушка за стойкой бросила:
— Эй, подружка. Ему нравится пожёстче, да? И знаешь что? Один раз получит — второй уже не захочет. Уж я‑то знаю.
Кола всё ещё стояла на стойке. Кэлли схватила стакан и выплеснула его содержимое девушке в лицо.
— Меня не удивляет, что ты это знаешь, — сказала она, и мы вышли на солнечный свет.
Мы дошли до машины. Когда Кэлли села за руль, она опустила голову на него и разрыдалась, содрогаясь всем телом.
— Он тебя обидел, Кэлли?
— Этот подонок залез рукой мне под блузку. Я расцарапала ему лицо и пнула между ног. Но знаешь, Стэн, что хуже всего? Он думал, что я ему позволю. Он всегда так думал — с самой первой встречи. Наверное, я сама его провоцировала и дразнила. Но я не подразумевала большего… Ну, ты понимаешь. Просто флиртовала. Я… О, Стэн, я сама не знаю, что я делала.
— Как бы там ни было, — сказал я, коснувшись её руки, — у него не было права так поступать.
Она выпрямилась, вытерла лицо тыльной стороной ладони и повезла нас домой.
——
По приезду домой, Кэлли остановила машину на подъездной дорожке и попыталась взять себя в руки.
— Ты расскажешь папе? — спросил я.
— Думаю, нет. Не хочу, чтобы он знал, что я…
— Ты ничего не сделала. Он сам предложил показать тебе, как работает проектор.
— Мне плевать, как работает проектор. Я хотела побыть с ним… Не в том смысле… Он старше, симпатичный, и я думала, ну… Не знаю, о чём я думала. О, Дрю это тоже не порадует. А Дрю мне нравится. Мне не стоило с ним заигрывать. Я хотела доказать, что смогу раздобыть нужные тебе сведения. Но не уверена, что всерьёз этого хотела. Я… я чувствую себя такой… дешевкой.
- Ты не дешевка.