Я сидел с группами стажеров, когда они обсуждали способы подхода к источникам информации, и нашел их идеи креативными и зачастую лучшими, чем мои. Так же, как моя учебная группа когда-то была «лучшей из всех, что у нас когда-либо были», эти люди, не испорченные бюрократией, были теперь беспрецедентным отбором лучших из лучших. Что, если бы президенту США была предоставлена возможность выбрать десять из этих блестящих молодых стажеров, и поручить им найти наши основные источники информации? Освободившись от ограничений управленческих уровней, посольств и территориальных споров, эта группа из десяти человек могла бы найти любую информацию, которую пожелал бы президент. Неужели ЦРУ превратит этих талантливых людей в выгоревших специалистов?
*****
В моем текущем служебном назначении больше не было никаких разведывательных операций. К этому моменту я хотел уйти со службы так же сильно, как хотелось бюрократам меня убрать. А мне хотелось оказаться в месте, где разведывательные операции могли бы проводиться эффективно и агрессивно.
Моя «Инициатива для государств-изгоев» работала хорошо, но когда пришло время действовать, в Управлении испугались и задание отменили. Все произошло именно так, как я и предсказывал, — и я их понимал. Представьте себе, сколько бумажной волокиты было бы, если бы меня, не обладавшего дипломатическим иммунитетом, задержала бы служба безопасности.
«Ну, — подумал я, — кто вообще хочет жить в этом аду?» Однако с окончанием «Инициативы для государств-изгоев» моя дальнейшая служба за границей оказалась под угрозой.
*****
Резидентура продолжала бездействовать и выдвинула теорию, что в Европейском Союзе действует единая контрразведывательная служба, преследующая американских разведчиков по всей Европе. В резидентуре настоятельно призывали Центр прекратить операции на всем континенте. Я же полагал, что все это чепуха.
Я знал только одно: они хотели, чтобы я оттуда уехал, поскольку уже избавились от других действующих оперативников. Мое дальнейшее пребывание их раздражало.
В резидентуре начали предполагать, — или утверждать, что предполагают, — что я раскрыт европейскими спецслужбами. Теория была до боли проста: я ездил в страны за пределами Европы, в частности в страны бывшего Советского Союза и государства-изгои на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Это был замкнутый круг: сам факт проведения разведывательных операций там, где они были необходимы, означал, что меня раскрыли.
На самом деле я долгое время работал непосредственно на местах, а ЦРУ было как дырявый корабль. Возможно, Эймс, Николсон, Ханссен или другие, нераскрытые «кроты» передали мое имя иностранным спецслужбам. Возможно, в одном из 17 тысяч документов на персональном компьютере бывшего директора Центральной разведки Дейча было указано мое имя и личность. Возможно, мое имя оказалось в секретных документах Управления, найденных в доме сотрудника Госдепартамента, подозреваемого в шпионаже в пользу Тайваня. Возможно, возможно, возможно — в любом случае, «Сальери» и его команда сказали бы, что я раскрыт. Они не хотели ничего делать.
*****
В большой комнате в красиво обставленном офисе в Мэриленде со мной встретились представители четырех уровней упраления. Центральный аппарат ЦРУ так разросся, что уже не помещался в здании штаб-квартиры и арендовал десятки зданий в окрестностях Вашингтона. Здание, в котором находились мы, располагалось в дорогом офисном комплексе с прекрасным видом из окна. Другими арендаторами были юридические фирмы и инвестиционные банки. Помещения, арендуемые ЦРУ, были огромными и в основном пустыми.
— Ишмаэль, — сообщили мне, — «Сальери» каждый день присылает нам сообщения с вопросом, когда, черт возьми, мы тебя оттуда вытащим.
— Да, — ответил я. — Меня там не любят. Я их тоже не люблю. Они сами не проводят никаких операций, и другим не разрешают, и я хочу уйти с их территории. Что сейчас есть подходящего за границей?
— К сожалению, как ты знаешь, твое назначение в государство-изгой сорвалось, и у нас больше для тебя ничего нет. Мы хотим, чтобы ты вернулся в штаб-квартиру. Когда ты вернешься, мы займемся подготовкой твоего следующего задания. Тебе не придется долго здесь находиться, прежде чем ты снова отправишься за границу.
— Никогда раньше не видел, чтобы оперативник, вернувшийся в Лэнгли, снова отправился за границу, — сказал я. — А я не хочу подвергать свою жену жизни на протяжении года в Оуквуде, чтобы выяснить, правда это, или нет. Давайте подумаем, чего хотелось бы президенту — неужели иметь меньше сотрудников за границей, приносящих ему разведданные об оружии массового уничтожения?
На следующий день ко мне подошел один из руководителей и предложил мне в штаб-квартире должность заместителя начальника, ответственного за группу тайных шпионов. Он пытался помочь; он считал, что это хорошая работа. Я поблагодарил его, но от предложения отказался. Мои мотивы были не совсем чисты. Я знал, что у меня нет выносливости, чтобы долго продержаться в недрах бюрократии с ее бесконечными, утомляющими совещаниями.
На следующий день тот же руководитель подошел ко мне и предложил мне похожую работу, на один уровень выше той, которую он предлагал мне накануне.
— Спасибо за повышение, — ответил я, — но я не собираюсь вести переговоры. Я здесь, чтобы служить своей стране. В Лэнгли это будет невозможно. Послушайте, давайте подумаем о том, чего хотелось бы президенту. Ему хотелось бы, чтобы шпионы приносили ему разведданные из-за границы, а не чтобы в штаб-квартире было больше начальников. Давайте представим, что президент сейчас находится с нами в этой комнате. «Господин президент, вы хотите, чтобы Ишмаэль приносил вам разведданные об оружии массового уничтожения, или вы хотите, чтобы он сидел в штаб-квартире?»
— Ишмаэль, я бы очень хотел, чтобы ты перестал говорить о том, «чего хотелось бы президенту».
*****
На следующем совещании в штаб-квартире я встретил в комнате три уровня управленцев.
Один из них заявил:
— Мы не хотим больше иметь за границей одиночных сотрудников.
Я никогда ранее не слышал этого термина.
— Что значит «одиночный сотрудник»?»
— Оперативник, который работает в одиночку. Вы — одиночка. Нам нужно организовать работу наших сотрудников за границей так, чтобы они работали в командах. Концепция одиночек устарела, ей конец.
— Но шпионаж — это индивидуальная деятельность, — ответил я. — Куратор встречается со своим агентом в гостиничном номере и получает разведданные. Никто другой не должен при этом присутствовать. Это одиночная работа. Вот что такое шпионаж — работать в одиночку.
— При твоем звании, Ишмаэль, ты уже должен быть начальником. В штаб-квартире спрашивают, почему человек твоего уровня работает в одиночку.
— Я управляю информаторами и агентами. До вмешательства «Сальери» я управлял пятью самыми смертоносными угрозами для американцев в современном мире. Что нам еще