Но опасность пришла откуда они не ждали и потому теперь их попытки уберечь меня кажутся глупыми.
Я расспрошу. Потом. Обязательно, но потом.
Открываю глаза. Свет режет, заставляет щуриться.
— Земля, — начинаю. Голос хриплый, царапает горло. Риан сдвигается, предлагает фляжку с водой — вижу краем глаза. Отказываюсь слабым жестом. — Третья планета от Солнца. Есть один спутник… Что еще… Семьдесят процентов поверхности — вода.
Слова механические. Заученные. Пустые.
Мирейн наклоняется вперед. Жадно. Нетерпеливо. Ноздри раздуваются.
— Не заговаривай мне зубы.
Вздыхаю. Воздух со свистом выходит из легких.
— Нас семь миллиардов. Мы… разные. Очень разные.
Пауза. Как объяснить то, что для меня — и так понятно и элементарно? То, что впитано с молоком матери?
— Есть сотни культур. Тысячи языков. Как у вас с множеством планет и разных рас… У нас не такое разнообразие, но вероятно, у нас густонаселенная планета, судя по всему, что я успела увидеть и узнать. Миллионы способов быть женщиной. В некоторых странах женщины отстаивают права. В других — покоряются мужьям, и во многом сценарий отношений Правителей и госпожи Майи можно отнести к этому типу. В третьих — хранительницы очага, мамы и жены. Наши женщины только недавно, относительно, начали работать, потому патриархат процветает.
— Но что делает вас такими... мягкими? — Мирейн морщится, подбирая слово. Будто оно неприятное на вкус. — Покорными?
Смеюсь. Коротко. Горько. Звук скребет по нервам.
— Мы не покорные. В основном, мы просто выбираем как хотим жить.
Риус фыркает — теплый воздух касается макушки. Его рука сжимается в моих волосах — не больно, но ощутимо. Предупреждение? Несогласие?
— Объясни, — требует Мирейн. Властно. Холодно.
Облизываю губы. Сухие. Потрескавшиеся. Чувствую металлический привкус — прикусила. Как объяснить хищнице про доверие? Той, кто живет в мире "убей или будешь убит"?
— На Земле… в моей культуре… считается, что сила женщины — в ее способности вдохновлять. Не командовать. Не подчинять. Не быть воином если проще, в основном. А вдохновлять мужчину быть лучше. Сильнее. Достойнее.
Слова даются тяжело. Я безумно устала и хочу спать.
Но это сейчас непозволительная роскошь.
Мирейн хмурится. Морщинка ложится между идеальных бровей.
— Это манипуляция.
— Нет, — качаю головой. Чешуя Риана царапает щеку. — Это доверие. Мы позволяем им защищать нас. Не потому, что слабые. А потому что даем им цель. Смысл жить. Совершенствоваться. Сейчас на моей родной планете не так развиты технологии, но тем не менее, мужчинам не нужно идти в лес и убивать своими руками ради пропитания семьи. Но когда я встречалась с земным мужчиной, он… Я позволяла ему быть сильнее меня и иногда принимать самому решения. Конечно, пока меня не решили упрятать в психиатрическую лечебницу.
— За что? — шепчет Мирейн. Кажется, она прониклась.
— За то, что я видела внеземные миры.
Тишина. Долгая. Тягучая как мед.
Слышу собственное сердцебиение.
— Ты позволяешь им решать за тебя? — в голосе Мирейн недоверие. Презрение? Или жалость даже?
Сглатываю. Горло сжимается. Вот оно. Ее больное место.
— Иногда. Когда доверяю. Когда знаю, что они хотят моего блага. Я чувствую, что изумрудные принцы К’Ашшари меня берегут. Отчасти, потому что мы толком не познакомились, а уже стали… Супругами.
— Но ты злишься на них, — Мирейн замечает. Конечно замечает. Хищник чует мою слабость. — Прямо сейчас.
Риан напрягается. Мускулы под чешуей каменеют. Хвост сжимается крепче — мне становится почти больно.
Риус замирает рядом.
— Да, — признаю. Голос дрожит. — Злюсь. Они многое скрывали. Но я все равно их люблю.
— Почему?
Простой вопрос. Но так сложно ответить…
Закрываю глаза. Вспоминаю. Первую встречу. Первое прикосновение. Первый поцелуй. Тепло разливается по груди.
— Потому что любовь — это не логика. Это… химия. Гормоны. Окситоцин, дофамин, серотонин. Но также выбор. Каждый день выбирать быть вместе. Прощать. Доверять. Даже если я вижу, что у меня много запретов, и даже если меня познакомили с Майей только чтобы она убедила меня в том, что мне не нужно много знать и нужно доверять им…
— Даже когда они предают?
— Они не предавали.
— В чем разница?
Молчу. Думаю. Ищу слова.
— Предательство — это эгоизм. Гиперопека — это страх потерять. Неправильно и то, и другое. Но мотивы разные. Понимаешь, ты видишь мир черно-белым. Если ты хочешь измениться и стать другой, стать нежнее и ласковее, ты должна понимать, что не можешь конролировать все вокруг. Вообще-то, никто не может.
Риус вздрагивает. Его пальцы замирают в моих волосах.
Мирейн встает. Резко. Стул скрипит. Ходит по залу. Цветочный аромат тянется за ней шлейфом, душит, забивает легкие.
— И что нужно делать? Чтобы стать… такой?
— Перестать контролировать, — говорю прямо. Устало. — Научиться уязвимости. Показать слабость.
Она останавливается. Резко. Как наткнулась на стену.
— Слабость — это смерть.
Чувствую ее страх. Глубинный. Животный.
— Не для женщины, — качаю головой. Волосы щекочут нос. — Слабость — это молить мужчину о любви. Просьбы о защите. Я считаю, что мужчины созданы для того, чтобы быть для нас сильными и защищать, чтобы они дарили нам свою силу, а мы были с ними нежны… При этом я считаю, что это относится не только к женщинам с Земли.
Риус шипит одобрительно. Низко. Вибрация проходит по телу, отзывается в костях.
— Но ты не слабая, — Мирейн смотрит пристально. Взгляд буравит. — Ты смогла подчинить их. И судя по тому, что я чувствую, они нашли тебя, потому что слышали твою мольбу о помощи.
— Правда? — я поворачиваюсь к Риусу. Он медленно кивает. Его янтарные глаза на миг становятся ярче и опаснее.
— У тебя проблема, — говорю честно, переключаясь на Мирейн. — Ты привыкла все контролировать. Это видно. В каждом жесте. В каждом слове. Ты не доверяешь никому.
— Доверие — роскошь, которую я не могу себе позволить.
Голос ломается на последнем слове. Едва заметно.
— Тогда ты никогда не будешь любима так, как хочешь.
Жестко. Жестоко. Но правда.
Мирейн замирает. В серых глазах — буря. Боль. Ярость.
Страх.
— Он… тот, в кого ты влюблена, — продолжаю осторожно, пробуя ее разговорить. Она не плохая и явно ведь украла только чтобы самой стать лучше. А это похвально. Самосовершенствование — это всегда хорошо. — Он правда принц?
Кивок. Едва заметный.