Ну и да, я уже открыто призналась себе, что пялюсь на его фигуру и ничего не могу с этим поделать. Но мы живем в свободной стране, и смотреть можно на всё. Я же не трогаю. И не виновата, что он стал необходимым элементом моей внутренней «лаборатории», тем, кто превращает хаос в стройный и прекрасный порядок.
Теперь прихожу на площадку в поисках вдохновения. И дофамина. В основном дофамина.
Витя забрасывает очередной мяч в кольцо и оборачивается ко мне, и его лицо расплывается в торжествующей ухмылке. Двумя пальцами он указывает на свои глаза, а потом на меня: мол, смотри, как я могу. Затем поднимает руки, демонстрируя свою силу.
Я делаю вид, что глубоко задумалась, а потом с самым невозмутимым видом повторяю его жест, поднимая собственные худенькие руки.. А следом, не меняя выражения лица, подношу указательный палец к виску и начинаю медленно вращать им, беззвучно шевеля губами: «Но вот с этим… проблемы».
Он раздражается и строит такую гримасу, будто готов меня съесть. Искры злобы в его глазах смешиваются с искорками азарта. И… Хром побери, мне это дико нравится.
У меня в груди что-то ёкает и расплывается тёплой волной. Я вроде бы не мазохистка и за собой садистских наклонностей не наблюдала, но эта власть над его эмоциями, эта возможность довести именно его до такого комичного бешенства… Это доставляет мне щемящее счастье.
Недавно провела в интернете полдня, выискивая разные шуточки над одноклассниками. Мне понравилась штука с отрезанным пальцем, я даже заказала себе такую. Воспоминания об этом, и моя улыбочка растягивается до ушей, обнажая оскал. Ха-ха, закрываю рот рукой — кажется, я сейчас похожа на шакала. Но будет очень весело. Держись, Клюев.
Допиваю чай, и ко мне направляется вся баскетбольная дворовая команда.
— Чего задумала? — садится рядом со мной Клюев.
— Ничего, с чего ты взял? — отрицательно качаю головой.
— Странно смотришь на меня…
— Витек, пока! Давай, до завтра, — слышу голоса ребят, с которыми играл парень. Они обмениваются рукопожатиями, кто-то уходит, а те, кто остаются, внимательно рассматривают меня.
— Завтра меня не будет, — отрезает он. — Я иду в гости.
Я передаю ему булочку и наливаю чай. Он отпивает и откусывает смачный кусок.
Смотрю, не отрываясь. И почему я получаю от этого удовольствие? Трогаю себя за щёки, которые краснеют. Наверное, я заболела. Надо бы уже идти домой.
— А это твоя подруга? — спрашивает один из команды.
— Это он моя «подружка», — отвечаю я.
Клюев кашляет и сердито отвечает:
— Да, пацаны, это Мирослава.
— Привет, Мира. А у тебя еще там булочек нет? Мы бы тоже не отказались, — спрашивают высокие спортивные ребята.
— А сколько вас? — спрашиваю.
Парни начинают считать, вспоминают всех, кто есть, но замолкают, только когда Клюев грозно говорит:
— Себе подружку найдите и пусть вам булки таскает. Это моя булка, понятно?
Поворачивается ко мне:
— Булочки только мне, ясно.
— Ладно, — трепещу я.
Со мной явно что-то не то, потому что вот когда Клюев говорит со мной в таком требовательном животном тоне, я не могу ему отказать, как бы ни хотела его послать. То ли боюсь, то ли уважаю. И меня это бесит, и одновременно я в восторге, потому что если посчитать, сколько денег я бы потратила на эти булки, то получается приличная сумма. Так-то он меня спас. Так-то он меня спас.
— Ой, тили-тили, тесто, жених и невеста, — кто-то подначивает.
А я долго не думаю, наливаю чай и выплескиваю парню под ноги кипяток.
Все замолкают, а я смотрю на обидчика и грозно сообщаю:
— В следующий раз будет H₂SO₄.
— Чего?
— Она тебе сказала, что принесет кислоту, которая сожжёт твою кожу, — переводит Витя с невозмутимым видом.
— Вить, она нормальная?
— Нет, поэтому советую её не трогать. Пока, — Клюев продолжает жевать булку, как будто ничего не произошло.
Все уходят.
— Слушай, а я не очень грубо? Всё-таки они твои друзья? Но он смеялся глупо, и мне очень это не понравилось, — рассуждаю я.
— Ты знаешь, я давно заметил у тебя необоснованные приступы агрессии.
— Чего? Ты опять...
— Вот ты знаешь, вроде с виду божий одуванчик, а там, если капнуть, то такие, как ты, маньяками становятся.
Пихаю его локтем прямо под ребро, и он склоняется.
— Не говори так, я очень милая.
Он доедает булочку, протягивает руку. Я достаю салфетку, даю ему. Он вытирает рот и руки, весело добавляя:
— Милашка-убивашка.
— Не докажешь, — смеюсь я.
— Поспорим? — смотрит на меня, и начинает гладить меня по голове, приглаживая косу.
— Давай, — чувствую, как внутри что-то сжимается и дышать становится тяжелее.
Примечание:
1. Катализатор— это вещество, котороеускоряет химическую реакцию, носамо при этом не расходуется. Его можно использовать снова и снова.
Каталитическая добавкав самом широком смысле — это и есть тот самыйкатализатор, которыйдобавляютв реакционную среду для ее ускорения.Короче Витя своей игройускоряет мыслительный процессгероини.
С научной точки зрения небольшая неточность есть, но в художественном тексте это простительно.
2. Нейромедиатр — это может быть иэндорфин(чувство эйфории), иокситоцин(чувство связи, привязанности), исеротонин(чувство удовлетворения) и дофамин (мотивации, предвкушения и обучения).
п.с. там на само деле все еще более глубоко, но написала примерно, чтобы было понятно, про что думает Мира.
Витя усмехается и, порывшись в сумке, достает наушники. Ловко просовывает один из них мне в ухо. Я удивлённо смотрю на него, как вдруг из динамика ударяет тяжёлый рифф — узнаваемый, как удар сердца. Звучит рок, физически ощущаю вибрацию гитары, дробь барабанов. Голова машинально качается в такт. Внутри всё завертелось, пошли кульбиты. Да это же… моя любимая группа!
— Откуда? — выдыхаю я, уже подпевая хрипловатому вокалисту.
— Милашка, говоришь? — хихикает Витя.
А я уже срываюсь, подражая солисту. Клюев лишь глухо смеётся, трясясь вместе со мной в едином порыве.
Когда музыка стихает, я опоминаюсь и поправляю слетевшие на нос очки.
— Как? Об этом никто не мог знать! Ну, мама, может быть… И то, я всегда