Второй причиной моего неспокойного сна был голубоглазый великан, умудрившийся прислать странное и будоражащее сообщение.
«Интересный факт: во время поцелуя работает от 34 до 146 лицевых мышц», — написал Клюев.
«А во время поцелуя партнёры обмениваются больше чем 80 миллионами бактерий», — ответила я.
«Это полезно для иммунитета», — парировал он, и я ясно представила его самодовольную ухмылку.
«К чему мне это знать?» — набрала я, хотя щёки уже пылали.
«Ты же хотела сначала изучить теорию. Изучай», — почти мгновенно пришёл ответ. А следом — ещё одно сообщение: «Скоро пригодится для практики».
Я замерла с телефоном в руках, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Этот наглец всегда знает, как вывести меня из равновесия.
Ночью мне снился наш поцелуй — будто наяву. Проснувшись, обнаружила, что заляпала слюнями бедного Пингви. Пообещав игрушке постирать её вечером, я в нервном порыве надела свою лучшую юбку и красивую белую блузку. Пуговицы решила не застёгивать до конца, чтобы открывался изящный изгиб шеи и маленькая ложбинка. Сто раз покраснев, я всё же побрызгалась цветочными духами, намазала губы блеском и распустила волосы, которые светлыми струями разметались по плечам.
И вот в таком виде я стою в школьной раздевалке, вешая куртку на переполненную вешалку. Возня, хлопанье металлических дверок, гул голосов — кажется, весь школьный гомон собрался здесь. Несколько заинтересованных взглядов, пойманных мной с утра, не прибавили уверенности, что я выгляжу изумительно. Переживаю сильно. Может, убрать волосы в хвост?
Пока вешаю свою куртку, пространство вокруг внезапно сжимается. Большая тень накрывает меня сзади, вжимая в чужие куртки. Я оборачиваюсь и упираюсь взглядом в довольное лицо Клюева. Он стоит опасно близко, его грудь почти касается моей спины. Одной рукой он уверенно придерживает меня за талию, не давая сдвинуться с места, а другой вешает свою чёрную куртку прямо на мой крючок, поверх моей же.
— Ты тут чего? — поворачиваюсь к нему лицом.
— Куртку вешаю, — невозмутимо отвечает он, не отодвигаясь.
— Раздевалка вашего класса не тут, — шепчу я, чувствуя, как нагревается место, где его ладонь лежит на моей талии.
— Ну а моё место — тут, — подмигивает он и медленно проводит взглядом по моим скулам, шее, задерживаясь на ложбинке. Его лицо внезапно мрачнеет, и он, придвинув меня ближе, принимается застёгивать мои пуговицы. Я от неожиданности шлёпаю его по руке, но сдвинуть эту скалу невозможно.
— Что ты делаешь?
— У тебя пуговицы не застёгнуты, — констатирует он.
— Я сама, — пытаюсь вывернуться, но он даже не шевелится. Мои щёки становятся пунцовыми.
— В школе так не ходят, — и он застёгивает пуговицу до самого верха, так что воротник слегка сдавливает горло.
— Хотя бы одну оставь! — бунтую я, но он лишь наклоняется к месту между ухом и шеей, вдыхает аромат моих духов и шепчет прямо в кожу: — Нет.
И что удивительно — я послушно замираю. Нет, конечно, стоит ему уйти, и я расстёгну это душащее великолепие. Но сейчас он стоит так близко, что кружится голова, а его пальцы теребят край моей блузки, будто ищут повод остаться.
— Сегодня у нас дополнительные, ты помнишь? — говорит Витя, его голос звучит прямо над ухом.
— Да, — шепчу я, уже не желая, чтобы эта непонятная близость заканчивалась. Будто вокруг нет ни криков, ни бегающих школьников — только мы.
Я получаю сильный толчок в спину и едва не падаю вперёд, но Витя мгновенно реагирует и крепко удерживает меня, превращая свои руки в защитное кольцо. Мы одновременно оборачиваемся на виновницу.
— Ой, Мирочка, а ты что, ещё не за партой? — пренебрежительно протягивает Ленка, скользя взглядом по рукам Вити, еще сильнее сжимающего складки моей блузки.
Интересно, он сейчас переживает за неё или за меня?
— Ждала тебя, чтобы убедиться, что ты дойдёшь до кабинета и не заблудишься в коридорах, как это часто бывает, — говорю я, скрещивая руки в защитной позе.
— Спасибо, тронута. А вчера что меня не дождалась, убежала вся в слезах? — язвительно протягивает она.
— Увидела твоё глупое лицо и поняла, что ничего не изменится, ты не станешь умнее. Не выдержала, аж плакать захотелось, — поправляю я очки, чувствуя, как Клюев ещё сильнее прижимает меня к себе.
Мне дико хочется прямо сейчас наброситься на неё и выдрать клок этих идеальных волос. Она, кажется, это отлично понимает и злорадствует.
— Витенька, ты видишь, она на меня нападает! Я её даже не трогаю! — надувает она губки.
Парень вздыхает. — Лен, пожалуйста, хватит. Иди уже в класс.
А я не выдерживаю и, ловко выставляя ногу, наступаю ей на носок со всей силы. Она взвизгивает, кривится и выкрикивает: — Ненормальная!
— А ты, Витя, не забудь, что у нас сегодня день рождения твоего папы, Александра Григорьевича. Не задерживайся. Нам ещё подарок надо сходить выбрать, — и уходит, прихрамывая.
Дрожу от адреналина. Пытаюсь вырваться из рук Вити, который всё ещё не отпускает.
— Пусти, говорю!
— Мира, успокойся...
— Если ты меня сейчас не отпустишь, будешь побитым вместо Пингви.
— Пингви? — он поднимает бровь.
— Игрушка, которую ты подарил.
— Ты серьёзно дубасишь пингвина? И как часто?
— Так хорошо, что ему нужен друг на смену, — успокаиваюсь. — Им, кстати, можешь стать ты.
Витя смеётся и гладит меня по спине.
— Ты такая…
— Какая я? — снова пытаюсь вырваться.
— Я тебя обожаю.
— И что, не злишься, что твою сестрёнку обидела? — морщу нос.
— Ну, она сама напросилась, — улыбается Клюев.
— Мне кажется, или ты рад?
— Нет, я не такой кровожадный человек, как ты. И потом, я же не могу девочек обижать.
— То есть ты сейчас радуешься, что я сделала это за тебя? И часто она тебя донимает?
Клюев уже открыто ржёт, прижимаясь лбом к моей макушке.
— Будешь меня спасать от неё?
Но ответить я не успеваю. Голос Серафима разрезает воздух:
— Мира! Мира! Вот ты где! Я тебя караулил у двери, пока Скворцова не сказала, что ты тут обжимаешься с Клюевым… — он немного застывает, видя нас вместе.
Отодвигаюсь от Вити, и, судя по его лицу, ему это категорически не нравится.
— Мы просто тут вопросы