Вечером мы приходим в гости к его родителям. Я наблюдаю за его отцом, Александром Григорьевичем, и наконец понимаю, откуда в Вите эта невероятная любовь к людям и жизни. Их семья — это один большой, тёплый комок взаимопонимания: общие шутки, похлопывания по плечу, весёлые подколы. Гордость отца за сына — негромкая, но ощутимая. А его уважительное, почти рыцарское отношение к женщинам заставляет сердце сжиматься. Александр Григорьевич с одинаковой заботой относится и к своей жене, Лене, и ко мне, постоянно спрашивая, удобно ли нам, не нужно ли чего.
И я с новой силой вспоминаю слова Мити. Да, таких мужчин должно быть больше. И мне становится горько от мысли, что я, возможно, не смогу дать этой удивительной семье того, что они, возможно, ждут от нас.
Когда все рассаживаются за накрытым столом, папа Вити встаёт и поднимает бокал.
— Дорогие мои, любимые, — начинает он, и его глаза становятся чуть влажными. — Ох, короче, Лидочка, давай ты.
Мама Лены достаёт из кармана бумажку и показывает нам. Это тёмный снимок УЗИ. Пока я вглядываюсь, пытаясь понять, что именно мне показывают, Витя восклицает:
— Да ладно! Офигеть! Поздравляю!
Он вскакивает и крепко обнимает отца и Лиду, целуя их. Ленка подхватывает всеобщую радость, обнимая маму.
— А когда? А сколько? — слышатся со всех сторон вопросы.
— Мира, ты представляешь? — доносится до меня, но я молчу, всё ещё не в силах осознать.
— Сын, — гордо объявляет Александр Григорьевич. — Будет сын!
Витя подходит ко мне и шепчет на ухо, сияя:
— У меня будет брат.
Я смотрю на него и внезапно начинаю плакать. Поворачиваюсь ко всем и, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
— Это прекрасно! У меня, если что, куча вещей от Артёма, — говорю я, стараясь улыбаться сквозь слёзы. — И я уже знаю, как обрабатывать пуповину, купать, даже практиковала грудничковое плавание и ныряние! И всё про грудное вскармливание, если вдруг возникнут трудности — читала все новейшие исследования по гиполактации. Могу сидеть с ним по вечерам, если вам захочется побыть вдвоём. Они с Артёмом будут расти вместе, потом в один сад пойдут...
Я продолжаю нести этот поток слов, а все смотрят на меня с умилением. Лидия Петровна подходит и обнимает меня.
— Спасибо, Мира.
— Это вам спасибо, — шепчу я, обнимая её в ответ. — Теперь хороших мужчин в мире будет на одного больше.
И пока она смеётся, а я плачу, в голове проносится вихрь мыслей. Значит ли это, что теперь есть тот, кто сможет продолжить их род? Могу ли я наконец отпустить это тяжёлое чувство вины? Или наоборот — когда его брат вырастет и создаст свою семью, Витя с ещё большей горечью осознает, что сам этого лишён? Честно ли по отношению к нему лишать его этого шанса?
Витя провожает меня до дома, крепко держа за руку. На его губах играет мечтательная улыбка. Он такой красивый и очаровательный в этот момент. Я поднимаю руку и взъерошиваю его короткие тёмные волосы. Он притягивает меня к себе и целует.
— Люблю тебя, — говорит он, обнимая так крепко, что у меня перехватывает дыхание. — Я до сих пор в шоке. Что папа решился на такой шаг, в его-то возрасте... и после того, что случилось с моей мамой.
— Почему? — спрашиваю я.
— Лида давно хотела ещё ребёнка, а он отказывался. Боялся настолько, что и слышать не хотел. Его до сих пор преследует страх её потерять.
— И что же изменилось?
— Сказал, что, пока он боится, время уходит. И скоро будет уже точно поздно. — Витя смеётся. — Короче, переступил через себя. Ради неё. Лида уже смирилась, говорила, что главное — чтобы им было хорошо вместе. А тут такой подарок. Но всё равно страшно.
— Тебе? — уточняю я.
— Ему. Ему очень страшно. Поэтому он вдвойне рад, что я пошёл в медицину.
Мы идём молча несколько минут, и я набираюсь смелости спросить:
— А если бы он не согласился? Что было бы тогда?
— Ничего, — пожимает плечами Витя. — Жили бы дальше и любили друг друга до самой старости. Самое сложное — найти своего человека. Того, с кем по-настоящему хорошо и спокойно. Как мне с тобой.
— А мы? — я останавливаюсь и смотрю ему прямо в глаза. — Мы будем счастливы, если детей у нас не будет? Ты точно не захочешь уйти? Найти другую?
— Я так и думал, что у тебя в голове это засело.
— Митя сказал, что это нечестно. Что без детей семья не будет полной для тебя. И я чувствую себя виноватой. Может, тебе правда стоит найти ту, которая сможет сделать для тебя этот важный шаг?
Витя притягивает меня к себе и снова крепко-крепко обнимает, как будто хочет защитить от всех сомнений разом.
— Мира, какая разница, что сказал Дима? Он не чувствует к тебе того, что чувствую я. И если бы мне пришлось выбирать между жизнью без тебя и жизнью с детьми, я, не задумываясь, выбрал бы тебя. Мне будет достаточно тебя одной. Тем более, теперь у меня будет брат, а ещё Артём. А потом, в мире так много детей, которым нужна помощь. Мы вполне можем, когда встанем на ноги, взять ребёнка из детдома и вырастить его. Ведь важно не то, кто родил, а то, кто воспитал.
Он говорит это так искренне, так убеждённо, что у меня сжимается сердце. Я стою с ним под заходящим солнцем, его руки тёплые и надёжные на моей спине. И я мысленно даю себе обещание. Обещание когда-нибудь побороть этот страх. Не для него, а для нас. Чтобы ни одна тень сомнения не омрачала наше общее солнце.
Эпилог
Прошло десять лет.
Стою у окна, смотрю, как солнце оставляет свои золотые следы на подоконнике. И снова она — боль, резкая, разрывающая. Кричу, но недолго, ловлю себя и начинаю глубоко дышать. Мой муж, Витя, тут же принимается растирать мне спину и дышит со мной в одном ритме. Мне смешно от этого, но рассмеяться не получается — очередная схватка вышибает все мысли, и кажется, что сейчас просто умрешь.
— Вколи мне что-нибудь! Окситоцин, обезболивающее! —