Еще секунда.
И хватка ослабевает, я буквально оказываюсь уложенной на огромный хвост. Глаза слезятся, и так холодно, словно меня запихнули в холодильник.
В довесок к этому, щек касаются холодными пальцами, вынуждая все же распахнуть глаза. Большие пальцы вытирают мои слезы, а надо мной я вижу огромного мужчину невероятной и необычной внешности. Янтарные зрачки с каждой секундой все слабее гаснут, а улыбка на губах кажется внезапно безумно хищной.
— Ты прекраснее всех, кого я когда-либо видел, малыш-шка… — шепот пронзает мой слух и я замираю, понимая, что знаю этот голос. — Ты устала… Я дам тебе чуть поспать… Ты… В безопасности, наша сладкая…
Вопросы скапливаются в голове так быстро, что за ту секунду, пока я вырубалась, их уже появилось не меньше сотни. Но их, а также страх и панику прерывает глубокий и такой долгожданный сон.
Без сновидений.
Спокойный.
3 глава
Я просыпаюсь — и первое, что ощущаю, — это тишина. Она приятная и умиротворяет меня даже. Ни скрипа ржавых пружин, ни хвойного запаха старого антисептика. Вместо этого в воздухе тихо плавают ноты ландышей и… свежих булочек с ванилью.
Я открываю глаза. Стены слепяще-белые, с легким жемчужным сиянием, будто их только что покрасили. Почти от потолка до пола тянется огромный экран с картинками каких-то неизвестных гор с красивым сиянием над ними. Подо мной не жесткая больничная койка, а мягчайшие простыни цвета топленого молока, они обнимают тело, словно взбитое суфле.
— Доброе утро, з-свездочка, — шепчет знакомый девчачий голос, мягко перекатываясь по комнате.
Я подскакиваю. Передо мной — та самая девушка-хипстер из психушки, но теперь вместо растянутой серой кофты на ней молочно-зеленый костюм с тонкой вышивкой по краям, а длинные волосы собраны в идеальный гладкий хвост.
— Ты… как ты?.. — я звучу растерянно. Слова путаются, как наушники в кармане.
— Долго объяснять. Сначала — завтрак. Ты двое суток почти ничего не ела, — она ставит на мои колени поднос из теплого полированного дерева. На нем дымится глубокая тарелка густого супа очень красивого цвета, рядом сверкает корочка хрустящего белого хлеба, а чуть поодаль дрожит в рюмочке мини-десерт с темно-серой крошкой.
Я хватаю ложку быстро. Зачерпываю и… мычу от счастья. Суп обволакивает горло горячей пряностью; где-то на языке вспыхивает специя, очень похожая на паприку, а за ней нежно тянется сливочная нотка. Внутри разлетаются фейерверки из разных насыщенных вкусов.
Девушка наблюдает за мной, как будто изучает редкое явление, и улыбается краешками губ. Я уже собираюсь спросить, кто она такая на самом деле, как дверь внезапно распахивается.
В комнату входят двое мужчины. Они оба высокие и широкие в плечах, роста под два метра, волосы темного цвета связаны сзади, а глаза — узкие изумрудные щели, сверкают покошачьи хищно. Но самое невероятное — вместо ног у каждого тянутся змеиные хвосты, у всех трех… чешуя которых играет всеми оттенками зелени. И они лениво покачиваются на них…
Не по-кошачьи хищно. По-змеиному…
Я застываю с ложкой у рта. Они смотрят на меня, я — на них, хвосты не дергаются, не шевелятся. В голове вспыхивает единственная мысль:
«Я точно сплю. Ну или окончательно поехал чердачок…»
Мой организм решает, что лучшая стратегия тут — паника. Нужно спрятаться! Я вылетаю из постели, поднос описывает красивую дугу в воздухе, а суп с громким «бульк!» превращается в абстрактную оранжево-золотую акварель на белом ковре. Горячие капли растекаются, словно солнечные зайчики; хлеб издает короткий хруст, ударяясь о паркет, а десерт-малыш плюхается с чвяком на ковер и от него чувствуется сливочный шлейф.
Стадия номер два — баррикады. Я шмыгаю за кровать: там пахнет свежестью и цветами, похожими на сладковатую лаванду, от стиранных простыней. Приседаю, прижимаю ладони к ушам — если не слышать, значит, они не существуют, верно?
— Малыш-шка, не бойс-ся, — один из гигантов шуршит голосом-бархатом все ближе. Я жмурюсь, пытаясь себя ущипнуть побольнее, чтобы проснуться… — Мы не причиним тебе вреда.
— Ложь! Вы ненастоящие! — упрямо ору, зажмурившись так, что вижу цветные круги перед собой. — Вы просто мне снитесь! Сейчас я проснусь — и все исчезнет!
— Ага… — эхом, с ленивой усмешкой. — Тогда попробуй прос-снуться.
Матрас вздрагивает, в комнате слышен гул. Шелест напрягает с каждой секундой все больше и больше. Затем вокруг талии смыкается прохладное, но удивительно шелковое приятное кольцо. Чешуя скользит, шуршит. Хвост. Это… Это хвост! Он реален. Я трогаю чешуйки на нем. Островатые, но безумно красивого цвета.
— А-а-а-а! — я выдаю ультразвук, достойный пожарной сирены. Почти сразу второй хвост вытягивается, плавно прикрывает мне рот. — М-м-мф!
Все, моя оперная карьера отменяется, так и не успев начаться…
Меня поднимают легко и переносят в центр комнаты. Чешуйки хвоста пахнут свежей жвачкой и прохладным ветром. Приходится открыть глаза. Передо мной — оба гиганта в полной царской величине, слева — та самая девушка, теперь сложив руки, будто строгая старшая сестра.
И тут внутри словно щелкает выключатель: я их знаю. Точнее, вижу каждую ночь в своих сумасшедших снах. Эти вертикальные зрачки, ленивые волнообразные движения, голоса, после которых внутри тает странно-опасное вожделение и тянет счастливо вспоминать заново и заново эти сны… Именно о них я пыталась рассказать Саше или друзьям — и за это угодила в клинику.
Я медленно кладу ладони на прохладное чешуйчатое кольцо, что все еще держит меня в воздухе, и поднимаю взгляд к змеепринцам (другого слова и не придумать).
— Снилась ли я вам? — ляпаю в лоб, как ребенок, который проверяет, настоящий ли Дед Мороз.
Гиганты мгновенно обмениваются взглядами — синхронно, не ожидая от меня такого смелого вопроса. Девушка-не-хипстер улыбается уголком губ, будто уже знает ответ.
— Ариана, — шепотом, будто бархат по стеклу, произносит правый, самый высокий. То есть, он знает мое имя. Ага… — С-снилась.
— Ты с-свела нас-с с-с ума, пока мы летели к тебе… — заканчивает левый, чуть мягче.
Бр-р… Никого я с ума не сводила. Они что-то придумали. Я и сейчас сплю, я уверена. Уже менее, чем раньше, но все еще уверена. Инопланетян ведь не существует.
— Ты запала нам в душ-шу. В наш-ши сны, в наш-ш мир и в наш-ши с-сердца. — Слова сливаются в унисон, шипение очень странно расслабляет меня. Я ставлю локоть на хвост и подпираю подбородок. Мое подсознание хочет посмеяться. Куда-куда я запала?
Я моргаю — раз, два, три. Сердце барабанит, хвост меня все еще нежно сжимает, чешуйки щекочут — все чертовски настоящее…
И вдруг вместо истерики в груди поднимается смех. Нервный, высокий, но солнечный — как визг чайника в выходной. Я хохочу так звонко, что незнакомцы снова переглядываются
— Ну и черт с ним, — выдыхаю, смахивая слезы-искры. — Раз мои кошмары оказались такими эффектными красавцами, может, я не против… побезумствовать…
Они улыбаются — оба, широкими, неземными улыбками. Резко меня сжимают сильнее, и подносят ближе. Мужчина всматривается в мои глаза и мгновенно я перестаю смеяться, а внизу живота странно тяжелеет. Я снова цепляюсь за его хвост обеими руками.
— Придетс-ся чуть потерпеть, крош-ш-шка. Но ты дейс-ствительно с-сводиш-шь с… ума…
О, божечки…
4 глава
Меня аккуратно опускают на кровать, и матрас прогибается, словно подстраиваясь под мой вес. Хвост разжимается с такой нежностью, будто я не человек, а хрустальный бокал. Я тут же утопаю в простынях, а ноги предательски дрожат — то ли от пережитой паники, то ли от близости тех самых зеленых исполинов.
— Закажи еще с-суп, — велит один из принцев девушке и бросает на меня короткий, но пронзительный взгляд — словно проверяет, все ли со мной в порядке. Второй кивает ему в ответ, и оба, сверкая чешуей, выходят, почти бесшумно скользя по полу. Дверь за ними закрывается мягким щелчком, и в комнате остаемся только мы вдвоем: я и странная бывшая «хипстерша» со слишком идеальной осанкой.