Она трогает браслет-коммуникатор на запястье — и спустя несколько минут приносят новый обед. На подносе — новая тарелка супа, хлеб, масло и маленькое пирожное, пышное, как облачко. Запах — божественный: пряный бульон с нотками специй и чего-то едва уловимо сладкого.
— Еш-шь, малышка, — произносит девушка мягко.
Я подвигаюсь, обхватываю ладонями чашу — она такая теплая, что моментально согревает меня. Сделав первый глоток, тихонько стону от удовольствия. Горячий бульон прогоняет дрожь и собирает мысли в аккуратный клубок.
Пока я ем, не могу не коситься на нее: она присаживается рядом на бархатный пуфик, ладони складывает на коленях. Складывает свой хвост… Обвивает вокруг табурета. Он шевелится, будто дышит.
— Боиш-шс-ся?, — шипит она с легкой, игривой укоризной. — Не бойс-ся меня только потому что, у меня ес-сть он…
Я чуть не давлюсь ложкой, а она улыбается уголком губ. Изумруд ее глаз темнеет, в них словно вспыхивает невидимый огонь.
— Меня зовут Ринаша К’Ашшари, — представляется она, каждую «ш» растягивая так, что по позвонку проходятся каждый раз мурашки от этого шипения. — Я старшая с-сестра этих двух, что унес-сли тебя из больницы. Изумрудная принцес-с-са Дома К’Ашшари.
— Принцесса… — повторяю почти шепотом, посматривая на хвост. Он мягко колышется, будто подчеркивая звание хозяйки.
Она медленно кивает:
— Мы приш-шли в твою… палату лишь затем, чтобы убедить-с-ся: ты именно та, кого мы ищем. Ты можеш-шь помочь нам…. А… Тебе было… опас-сно оставаться там. Мы хотели только спас-сти тебя.
Я опускаю ложку. В груди поднимается теплый вихрь из вопросов, сомнений и памяти. «Спасти»… У меня вдруг стягивает горло спазмом.
— Но почему… почему я? — шепчу. — Я обычная. Всегда была… обычной.
Ринаша вздыхает — и ее хвост обвивается вокруг опоры кресла чуть крепче.
— Раз-све? В твоей жизни было немало… предпос-сылок. Тебя час-сто считали… странной. Нес-с-справедливо. Мы з-снаем об этом.
Эти слова открывают дверцу в воспоминания. Я вижу себя маленькой, сжимающей в руках приемный сертификат, будто он мог превратиться в настоящую любовь родителей. На утреннике мама стояла в углу и снимала младшего Илью, а папа вообще не пришел. Вспоминаю, как пряталась под школьной лестницей, потому что девочки из «крутой» параллели смеялись над «чужой», у которой «даже нос некрасивый, и глаза не такие». Вспоминаю Сашу… его пристальные взгляды, как он всегда искал, где бы меня поправить: «Нет, ты не права, Арин… Ты все путаешь, Арин… Докажи, что не бредишь». Он словно жил желанием сделать меня маленькой и глупой.
Я опускаю взгляд, смотрю на золотистые блики супа.
— Ты чувс-ствуешь… — Ринаша произносит тише, — что они не любили тебя так, как нуж-шно было. Ты чуж-шая в их мире. Но не чуж-шая в наш-шем.
Она протягивает руку: тонкие пальцы, ногти с зеленым отливом, как полированные агаты. Я нерешительно касаюсь ее ладони — она прохладная, но от этого прикосновения будто проходит искра по телу и щекочет кожу.
— Дом К’Ашшари… всегда ж-шелает мира и справедливос-сти. Это… з-сакон наш-шего дома.
Я делаю глубокий вдох. Запах ландышей смешивается с паром моего супа. Впервые за долгое-долгое время внутри не боль, а тихое тепло — будто кто-то осторожно зашивает старые дыры.
— Ты говоришь, что я могу вам помочь… Но как? Но что, если… я не могу? — шепчу. — Сломанная. Сбрендившая… Что, если они были правы, и со мной правда что-то не так?
Ринаша мягко хмыкает, и хвост нежно касается моего бедра, в утешающем жесте.
— Ис-с-скалечить смож-шет любой. Но раны — не сломают тех, кто рож-шден быть ос-собенным. А ты ос-собенная, Ариана. Просто сама еще не видишь.
В глазах жжет. Слезы стекают, падают в тарелку, перемешиваясь с бульоном, и становятся частью этого странно-прекрасного утра.
Ринаша отпускает мою руку и снова опирается на спинку кресла:
— Еш-шь. Тебе надо набраться с-сил, чтобы слуш-шать дальше. Когда принцы вернутся, мы объяс-сним, почему именно ты важ-шна Астемиану* и нам. А пока… — она улыбается, прищурившись, — насладись супом. и пирож-шным.
Я беру ложку, ем.
Впервые за всю свою жизнь я, может быть, именно там, где мне рады просто потому, что я — это я.
*Астемиан — родная планета наших Змеек)
5 глава
Я сижу на широком подоконнике кают-салона, поджав под себя босые ступни. Дышится здесь иначе: воздух пахнет сосной и солью — искусственный ароматизатор корабля имитирует свежий бриз. За панорамным иллюминатором неторопливо скользят темные рукава космоса: вязкие, как чернила, они прерываются россыпями звезд.
В отражении стекла — я и Ринаша. Она устроилась напротив, скрестив тонкие руки. Изумрудный хвост лениво лежит почти по всей комнате. На чешуе играет мягкий отраженный свет индиго.
— Знаеш-шь, Ари, — тихо шипит она, чуть склоняя голову, — я готова тебе рас-с-сказать даже больше о нас-с, чтобы ты с-стала нам доверять все больш-ше… Мы с братьями родом с Ас-стемиана — это з-селеная, теплая планета, пятая в с-системе Соланара. Наш дом — Аш-ш-шарийское гос-сударство, там, где пус-стыни переливаются нефритом, а города не похож-ши ни на какие в целой Вс-селенной.
Я киваю; во сне я уже видела кусочки этих пейзажей.
— Я сразу поняла, что ваши технологии не похожи на земные, — я машу рукой, охватывая всю комнату. — Он будто живой.
— И он лиш-шь малая часть того, что умеют наш-ши инж-шенеры, — усмехается девушка. — У нас есть корабли-птицы, летающие без-с топлива, и города-с-сады, где мы с-сохраняем с-самые древние рас-стения. А еще… с-существа разные… Не только мы там для тебя будем диковинными, не только наги. На Ас-стемиане живут кроу — перьевые алхимики, а в с-соседней сис-стеме, на Веларии*, водятся лиссены — полупрозрачные, красивые с-существа, живущ-шие в воде.
Она слегка меняет посадку, хвост перекатывается по полу и поднимается. Она будто змея, готовая к броску.
— Я старшая в роду К’Ашшари, — продолжает Ринаша, — но видиш-шь: мы, девочки-змейки, вс-сегда изящнее и ниже муж-шчин. Так задумала с-сама природа.
Хвост гибко огибает мои ступни, шершавые чешуйки чуть щекочут кожу. Я смеюсь:
— Неужели кто-то мог бы тебя бояться? Ты милая.
— Многие боятс-ся. — Она опускает ресницы и улыбается одними уголками губ. — Но не ты.
— Я? — Я поднимаю взгляд. — Нет. Я сразу чувствовала от тебя… тепло. Еще там, в палате…
— Вот поэтому… братья и выбрали именно тебя, Ари.
Двери мягко расходятся, открывая двух изумрудных гигантов. Блеск чешуи, янтарные глаза — и уже привычный, теплый вихрь эмоций внутри меня.
— Девочки, — спокойно произносит первый наг, — мы подходим к орбите Талассарии*. Капитан приглашает на мостик.
— Хочешь увидеть первую иноземную планету во всей красе? — второй протягивает ладонь с длинными красивыми пальцами.
Я сглатываю волнение, хватаюсь за его пальцы и соскальзываю с подоконника. Ринаша следует за нами, ее хвост шуршит по полу.
Мы входим на мостик. Полупрозрачный купол мгновенно гасит внутренний свет, и перед глазами взрывается космическая панорама. Ниже, в бархатной глубине, медленно вращается бирюзово-сиреневая сфера. Тонкие кольца опоясывают ее, а над экватором переливаются шторма перламутровых облаков.
— Добро пожаловать на Талассарию, — шепчет мужчина рядом, и голос его звучит так, будто это подарок лично для меня.
Я не могу вымолвить ни слова — только впитываю сияние далеких морей и понимаю: мой старый мир остался слишком далеко, а новый начинается прямо здесь, под светом Соланара.
6 глава
Корабль скользит в верхние слои атмосферы Талассарии так медленно и мягко, что я почти не чувствую движения — лишь едва-едва дрожит воздух внутри, пропитываясь жаром, ощущаемом ступнями с пола. Сквозь панорамный иллюминатор растекается густой изумруд облаков, а под ним — ослепительный бирюзовый океан, глубокие реки уже на самой земле, ленты туманно-синих горных гряд. Все выглядит нереально — слишком ярко, слишком живо.