Лариса Евгеньевна заполошенно переводила взгляд с девушки на супруга и обратно. Потом присела на краешек кресла и чинно сложила руки на коленях.
— Ну и что? — произнесла она, помолчав. — Это не катастрофа, в конце концов. Ты давала интервью? — обратилась она к Вете.
— В том-то и дело, что нет, — обрадовалась та, — у нас было свидание, обыкновенное свидание. А все эти домыслы парижских писак ничего не значат. Я знакома с Алешей два дня, и мы просто общались все это время. Как друзья.
На последнем слове она немного запнулась, но довела все-таки свою мысль до конца. И выжидающе уставилась на тренера. Тот снова нервно заходил по комнате, взъерошивая пятерней волосы.
— Ладно, ладно. Будем считать, что ничего страшного не произошло. Не очень приятно, но, в конце концов, в статье нет, ни одного твоего слова. Это не интервью, а просто грязные предположения. Так?
Женщины кивнули. И Лариса строго посмотрела на Веточку.
— Стало быть, ты нам вчера наврала и отправилась на встречу со своим ухажером? — спросила она, гневно раздувая ноздри. — Ты видишь, чем заканчиваются подобные выходки? Были бы мы в курсе…
— И что бы изменилось? — грустно поинтересовалась Вета, не отводя взгляд.
Супруги переглянулись и были вынуждены признать, что ничего.
— Бабушка, конечно, тоже не в курсе? — продолжила Лариса допрос с воспитательной целью.
Веточка только покачала головой, в глазах у нее при всем желании нельзя было отыскать ни капли раскаяния.
Тамара Ивановна, зайдя в номер к внучке, обнаружила немую сцену. Супруги Руденко скорбно смотрели на девушку, которая, скрестив ноги, сидела на кровати с безразличным выражением лица.
— Поминки по нравственности? — деловито осведомилась бабушка.
— Не богохульствуй, — огрызнулся тренер.
— Ты уже в курсе? — встрепенулась Лариса Евгеньевна. — Откуда знаешь?
— Фотографию видела. — Бабушка мечтательно вздохнула. — Эх, молодость, так хорошо выглядеть после неудачного выступления и пьяной вечеринки — это надо уметь!
Веточка молчала, понимая, что камни летят в ее огород. Тамара Ивановна даже не смотрела в ее сторону, демонстрируя, что до внучки ей нет никакого дела, раз та не соизволила даже предупредить бабушку о своих планах.
— Я, собственно, тебя искала, — обратилась она к Ларисе, — мы же собирались в музей…
— Тома! — Руденко удивленно вскинула брови, не давая подруге договорить. — Какой музей? Ты видишь, что происходит?
— А что, собственно, происходит? — принимая удивленный вид, спросила Тамара Ивановна и, не дождавшись ответа, закончила сама. — Обыкновенный треп. Стоит ли тратить нервы из-за этого, Ларочка?
В номере воцарилась тишина, а потом заговорили все разом, пытаясь убедить себя и друг друга, что бабушка Веты права. Поводов для беспокойства нет. И остается надеяться, что не будет. Мало-помалу в это поверили все присутствующие, но тут прибыла Кира, которую сначала посвятили в курс дела, а потом в течение получаса успокаивали. Она снова казнила себя: очевидно, роль великомученицы, виноватой сразу во всех смертных грехах, давно пришлась ей по душе. Ее жалели и уговаривали не искупать свою вину кровью и, в конце концов, сошлись на том, что в случившемся есть доля вины каждого. Теперь у любого из присутствующих появился повод постучать себе в грудь кулаком. Только Веточка, кажется, не вдохновилась этой идей, она вообще была далеко отсюда. Она думала только о том, где найти Алексея. Вопрос «зачем?» не приходил ей в голову, а если бы и пришел, ее любящее сердце отыскало бы сотни ответов на него.
Сквозь туман грустных мыслей и смелых предположений она услышала что-то насчет возвращения домой. Какие-то билеты, самолеты, пара суток в столице.
— О чем это вы?
На Веточку посмотрели сочувственно, Руденко даже крякнул от жалости.
— Эк тебя этот журналист! До сих пор в облаках витаешь?
— Какие облака? — возмутилась Вета и покраснела.
— Кучковые, — хмыкнула бабушка, все еще обижаясь на скрытность внучки, — мы вообще-то говорили об отъезде, который намечен на завтра.
— На завтра?! — Вета побледнела, потом снова покраснела. — Как на завтра? Какое же сегодня число?
Кира показала ей на пальцах и, выразительно покачав головой, пожурила:
— Да ты действительно голову потеряла, подруга! Разве так можно?
Но Веточке было глубоко наплевать, можно или нельзя. Одна-единственная внятная мысль стучала в висках, будто похоронный марш. «Я никогда его не увижу!» Она сжала ладони в кулак, будто готовясь к схватке с самой судьбой, и выскочила в коридор. Вдогонку понеслись какие-то выкрики: вопросы, просьбы, обвинения. Но они уже не волновали Веточку.
…Этот вечер она вспоминала потом с огромным трудом. Были немноголюдные, ярко освещенные улицы, слякоть под ногами, чьи-то участливые лица. Вернувшись в гостиницу, она застала в номере бабушку. Тамара Ивановна посоветовала ей не дурить и складывать вещи, мимоходом пытаясь выяснить подробности «роковой» любви. Вета отмалчивалась. Завтрашний самолет стоял перед глазами, и это видение хотелось смахнуть, как надоедливую черную мушку. Бабушка ушла, так ничего и, не добившись, а Веточка просидела всю ночь в кресле, укрывшись своим отчаянием от всего мира.
Она почему-то ждала, что он примчится в аэропорт, хотя разум подсказывал, что Алексей не мог знать об ее отъезде.
Она ежесекундно оглядывалась, и Руденко пришлось буквально на себе тащить ее в самолет. Тогда она стала присматриваться к пассажирам, уверенная, что Забродин где-то среди них. Быть может, переодетый вот в эту тучную тетку с бородавками? Или в этого усатого господина, прикрывающего газетой зевки?
Самолет взлетел, и Веточке показалось, что внутри у нее что-то лопнуло. Но она не могла, не хотела верить в то, что подстроила ей судьба. Всего только два дня назад она была счастлива! А теперь от этого счастья остались одни воспоминания. Нет, не могла она с этим смириться. Не могла! Не собиралась!
Почему-то и в московском аэропорту она продолжала оглядываться. И было уже наплевать на реакцию тренера, на колкие замечания бабушки и сочувственные взгляды Киры и Ларисы Евгеньевны. Но внешний мир не желал отпускать Веточку, и ей пришлось вырваться из горько-сладких грез, когда по дороге в столичную гостиницу Руденко раскрыл какую-то популярную газету.
Вету ткнули в бок пару раз, прежде чем она поняла, что от нее требуют внимания. Материал о гимнастке Елизавете Титовой занимал целую полосу. Маленький снимок в углу был сделан, по всей вероятности, несколько лет назад на одной из тренировок. Такси трясло и подбрасывало, буквы прыгали перед глазами, и Веточка с трудом разбирала текст. К тому же вокруг орали наперебой тренер, бабушка и Лариса с Кирой. Некоторые места в интервью зачитывали вслух. К середине материала Веточка стала судорожно соображать, кто ее мог