Годфри вошел с трудом, опираясь на костыли, почти сразу увидел Лукаса, и лицо его исказилось от ярости.
— Опять вы? Какого дьявола человека без чести и совести принимают там, где проводят свой досуг порядочные джентльмены?
Кенди мысленно выругалась, увидев, как окаменело лицо Лукаса. Жаль, что Генри Анджело сейчас нет: он бы сразу же прекратил эту нелепую сцену, не дав ей выйти из-под контроля, но его сегодня заменял молодой помощник, еще не обладавший необходимым авторитетом.
Кенди чувствовала, что Лукас так и не смог простить себя за то, что бежал из французского плена. Умом он понимал, что выбора не было, но дух его, взращенный на кодексе чести английского джентльмена, по-прежнему нес на себе бремя вины и отвращения к себе за то, что сбежал, нарушив слово.
Годфри уже изготовился для новых оскорблений, и Кенди поняла, что ее терпению пришел конец. Она стремительно пересекла зал, остановилась прямо перед Годфри и ткнула в него концом рапиры.
— Довольно! Годфри Роджерс, моему сыну девять лет, но он ведет себя разумнее вас! Вы не имеете права кого-то оскорблять без объяснения причины. Гнойники надо вскрывать — иначе они приводят к смерти. С этими вашими выходками пора заканчивать!
Патрик Роджерс в ярости сделал шаг в ее сторону и прорычал, бросив осуждающий, но в то же время заинтересованный взгляд на ее ноги в черных рейтузах:
— Не смейте угрожать моему брату! Зачем сюда вообще пускают таких дамочек?
— Разве я кому-то угрожаю? Отчаянно цепляясь за боль и гнев, он сам себе стал злейшим врагом — и старшие братья в стремлении защитить вовсе ему не помогают! — воскликнула Кенди. — Как я и сказала, давно пора во всем разобраться и, быть может, положить конец этой вражде. Годфри и Патрик, Лукас и Симон, прошу вас пройти в заднюю комнату. Я стану в вашем споре посредницей: любая женщина, у которой есть дети, умеет разрешать ссоры без кровопролития. Чего же вы ждете?
Она указала рапирой на дверь задней комнаты. На несколько мгновений наступила тишина, затем Лукас с решительным видом зашагал в указанном направлении, за ним последовал и Симон.
Годфри на костылях так трясло, что казалось, того и гляди упадет. Кенди подошла к нему и заговорила намного мягче:
— Поверьте мне, болезненную правду лучше выпустить на свет, чем позволить ей гнить в душе и отравлять вас. Если пожелаете, то ничего из сказанного в этой комнате никогда не выйдет за ее стены, но вы должны объяснить, что произошло, и Лукасу, и вашим братьям.
Белый как мел, Годфри заковылял к задней комнате, а с ним и Патрик. Третий брат направился было за ними, но Кенди преградила ему путь, взмахнув рапирой.
— А вас, мистер как-вас-там Роджерс, прошу остаться снаружи и не пускать сюда непрошеных гостей. Два участника конфликта, у каждого по секунданту — этого достаточно, да и я прослежу, чтобы переговоры прошли мирно.
Роджерс изумленно уставился на нее:
— Меня зовут Уильям, и… откуда мне знать, что вы не встанете ни на чью сторону?
Кенди выдержала его взгляд:
— Я женщина, и кровопролитию всегда предпочитаю мир, к тому же мать — знаю, как важна справедливость. Этого вам достаточно?
Поразмыслив несколько секунд, он кивнул в знак согласия и занял позицию у двери, а она вошла внутрь следом за мужчинами, но успела заметить, что место на страже рядом с Роджерсом заняла Афина Мастерсон. Можно было не сомневаться: мимо них не пройдет никто! Кенди мысленно поблагодарила Афину за то, что прикрывает ей спину.
В просторной задней комнате Генри Анджело давал частные уроки, но имелись здесь и стулья, и письменный стол, и кушетка, обитая мягкой тканью, чтобы можно было уложить раненого для осмотра или оказания помощи.
Годфри опустился на стул, а Патрик навис над ним, всем своим видом показывая, что готов его защищать. Лукас и Симон стояли плечом к плечу с бесстрастными, непроницаемыми лицами.
Приступать к переговорам никто из мужчин не спешил, так что Кенди сама обратилась к Годфри:
— Я была здесь во время вашей первой встречи с лордом Фокстоном. Вы обвинили его в том, что он ответствен за ваше увечье. Фокстон не понял, почему вы обвиняете его, а вы отказались объясниться, заявив, что он сам все знает. Я верно излагаю?
Годфри кивнул, глядя в пол. «Не слишком-то он красноречив! — подумала Кенди. — И совсем еще молод: должно быть, на флот попал прямо со школьной скамьи».
Интуиция подсказала Кенди следующую реплику:
— По моему опыту, когда кто-то не хочет обсуждать неприятную ситуацию, чаще всего это означает, что в случившемся он и сам виноват. Скажите, это так?
Годфри вздернул голову, облизнул пересохшие губы и ответил:
— Да, я считаю, что Лукас Мандевиль в ответе за мое несчастье, однако и сам я… повел себя глупо.
— Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду, — негромко попросил Лукас. — Если я могу хоть как-то загладить свою вину перед вами, дайте мне такую возможность.
Годфри испустил долгий прерывистый вздох.
— Все мы тогда, в Бише, смотрели на вас как на героя. И в самых тяжких обстоятельствах, и в минуты самой серьезной опасности вы держались спокойно и мужественно, да еще и вступались за других узников. Ничего не боялись. Настоящий английский джентльмен. Все мы, младшие офицеры, так восхищались вами! — Он скривился. — А потом, когда вас отпустили в город под честное слово, вы нарушили слово и бежали! Эта новость… нас просто раздавила. Вы предали устои чести, священные для всех нас! Я едва мог этому поверить — но вы бежали, исчезли, бросив нас в этом аду…
— Я объясню, почему бежал, но позже, — сказал Лукас, не сводя с калеки пристального взгляда. — Сперва хочу услышать, как мои действия могли послужить причиной вашего увечья.
Патрик нахмурился, однако Годфри продолжал, с трудом подбирая слова:
— Ваше предательство заставило меня усомниться в собственных устоях. Я был в ярости. Хотелось, как вы, тоже бежать на свободу, и в то же время ненавидел вас за этот бесчестный поступок. Ярость копилась во мне месяцами, и наконец я сказал себе: раз вы сбежали — сбегу и я, и плевать на последствия!
— Вас ранили при попытке к бегству? — спросила Кенди.
Но Годфри смотрел только на Лукаса, обращался только к нему.
— Вы знаете, что Биш — неприступная крепость. Помните,