— Но бежать из тюрьмы совсем не то же, что из-под честного слова, — заметил Лукас. — Я же просто покинул город.
Годфри кивнул:
— Покинуть город, конечно, было легко, хоть и противно чести. Я избрал трудный, но зато честный путь, и был уже в шаге от успеха, когда самодельная веревка оборвалась, и я рухнул на землю. Боль была такая, словно переломана половина костей.
Французские охранники подобрали меня и швырнули в камеру к другим узникам. Врачей в Бише не было, меня никто не лечил. — Он снова судорожно вздохнул. — Как же мне было больно!
— И все же вы живы, — заметил Лукас. — Должно быть, у вас огромная сила воли.
— Я хотел умереть! — зло выкрикнул Годфри. — Но товарищи по несчастью сделали все, чтобы сохранить мне эту никчемную жизнь. Как могли, перевязали переломы, потом делились со мной пайком, утешали: мол, только отчаянный храбрец мог на такое решиться, что я непременно выживу и вернусь домой. А я ненавидел себя за неудачу, но еще больше — вас за то, что… за то, что оказались ложным идолом, благополучно сбежали и теперь где-то там смеетесь над нами! — Он горько скривил губы. — Когда говоришь все это вслух, в этом не так-то много смысла, верно?
Старший брат положил руку на исхудавшее плечо младшего и проговорил успокаивающе:
— Понимаю твой гнев, но, может, его стоит направлять не на Фокстона, а на французов? Куда разумнее было бы ненавидеть их, а товарищей по несчастью благодарить.
Лукас покачал головой:
— Постоянная боль часто искажает эмоции, особенно когда кажется, что тот, перед кем ты преклонялся, предал все твои идеалы и просто сбежал, бросив тебя на произвол судьбы. Не думаю, что я заслужил вашу обиду и гнев, но понимаю, почему вы все это чувствовали.
Годфри смотрел в сторону и молчал.
Лукас заговорил тверже:
— Посмотрите на меня, Годфри Роджерс, и выслушайте правду о моем заключении, побеге и его последствиях!
Молодой человек тяжело сглотнул, дернув кадыком, и поднял глаза. Лукас, глядя на него в упор, бесстрастно заговорил:
— В то время я и понятия не имел, что молодые офицеры сделали из меня кумира. Мне самому было невыносимо больно, и я старался сделать все, чтобы как можно лучше скрыть свою боль. Командир крепости, полковник Ру, меня возненавидел, причем по той же причине, по которой вы вознесли на незаслуженный пьедестал. Сам он был выходцем из крестьян, и во мне видел проклятого аристократишку. В его глазах я был богатым избалованным маленьким сынком, не заслуживавшим ни уважения, ни почестей. Ру хотел заставить меня страдать и умел наносить удары, не оставлявшие видимых следов. Так что… я страдал.
Кенди поморщилась и прижала руку ко рту, сдерживая отвращение и ужас. Судя по лицу Симона, таких подробностей о жизни Лукаса в плену до сих пор не знал даже он. Она понимала: сейчас он заговорил об этом лишь для того, чтобы прекратить смертельную вражду с Годфри.
— Помимо физических мучений, — продолжал Лукас, — в свободное время Ру развлекался жестокими психологическими играми: обещал, что меня вот-вот отправят в Англию, а затем с нескрываемым наслаждением сообщал, что обмен сорвался. Скоро я понял, что он меня никогда не обменяет. В конце концов, он и сам об этом заявил, причем в самых недвусмысленных выражениях.
— Но содержание в плену под честное слово невозможно, если нет возможности обмена! — нахмурившись, заметил Годфри.
— Вот именно. Так я оказался в ловушке — между убеждением, что бежать бесчестно, и пониманием, что никакого обмена не будет. — Немного помолчав, он добавил негромко: — У нас с вами, Годфри, больше общего, чем вы думаете. Я тоже хотел умереть.
— И поэтому решили бежать?
Лукас кивнул:
— Я понимал, что, даже если сумею выбраться из города, на меня откроют охоту, словно на дикого зверя, и все же бежал. Мне было плевать на собственную жизнь. За мной действительно начали охотиться, даже серьезно ранили. По счастью, я мог сойти за француза — это несколько раз спасало мне жизнь.
Я убрался так далеко от Биша, как только мог. Уже в Бельгии силы окончательно меня оставили; я лежал при смерти, и на помощь мне призвали францисканского монаха, брата Эммануэля. Как и вы, я умудрился выжить, но так стыдился своего поступка, что решил не возвращаться домой. Пусть, думал я, те, кому я дорог, лучше считают меня мертвым. — Он бросил взгляд на Симона. — Мы росли как братья, но все же я не мог показаться на глаза ни ему, ни родственникам. В поисках искупления я остался в Бельгии и стал слугой и спутником брата Эммануэля.
Годфри смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Что же убедило вас вернуться домой?
— Меня выследил Симон.
И названые братья, переглянувшись, обменялись быстрыми и очень теплыми, поистине братскими улыбками.
— Он меня нашел, а его жена, прекрасная практичная Сюзанна, сказала напрямик: хватит ныть! — Он бросил быстрый взгляд на Кенди. — Именно женщины в моей жизни заговорили об очевидном: у содержания пленных под честное слово есть свои правила, и комендант их нарушил, когда объявил, что меня никогда не обменяют. Я не разорвал никакие узы чести между нами — их уже не было, но и по сей день меня гложет чувство, что я недостоин называться джентльменом.
На это Симон поморщился, но промолчал. Наступила долгая тишина, затем Годфри проговорил хрипло:
— Я неверно все понял и навлек на вас гнев моих братьев, о чем сожалею. Не знаю, вправе ли я просить у вас прощения…
— Да это и не нужно. Оба мы — жертвы войны, обоих она перемолола в своих жерновах, но мы выжили, слава богу. Если вы считаете, что нанесли мне несправедливую обиду, можете это исправить.
— Я сообщу всем родным и друзьям, что осуждал и проклинал вас напрасно, — угрюмо проговорил Годфри. — Вы ведь этого хотите?
— Буду благодарен, но попросить я хотел о другом. Брат Эммануэль, монах, с которым я странствовал, происходил из древнего рода мастеров-костоправов и научил меня всему, что знал. Еще впервые вас увидев, я подумал, что мои знания могли бы пригодиться. Разрешите вас осмотреть — и попытаться помочь!
Глава 31
Годфри с изумлением и неприязнью уставился на Лукаса:
— Вы будете хватать меня за руки и за ноги, дергать и тянуть, чтобы выправить мне кости?
— Это слишком упрощенное описание, но в целом — да. При смещении костей защемляются нервы, и это причиняет