Савватий ловко соорудил большой ком из тряпья и дров и окрутил его верёвкой. Плюхнул этот ком в жёлоб — от ледяной воды заломило руки — и поворочал, пока пробка не пропиталась насквозь. Потом натуго затянул ком верёвкой и сунул в левый арочный проём. Не такой уж он был и большой, этот проём: мокрый свёрток туда не влез. Савватий с силой упихал его, умял и утрамбовал мокрую пробку кочергой. Подземный ручей будто подавился: его горло пережало, и вода в жёлобе начала быстро прибывать.
Демон понял замысел Савватия. Подземелье мгновенно осветилось. Демон взревел. Мохнатые огненные шары заметались от стены к стене: демон словно заколотился — в ужасе или в предсмертном бешенстве.
— Убери! Убери!.. — завопило и завыло со всех сторон.
Савватий только ухмыльнулся.
У него имелось ещё одно дело, последнее. Захватив кочергу, он по ступенькам поднялся к двери в подземный ход и на распор прочно вбил кочергу между стен. Теперь дверь нельзя было открыть. Тот, кто захочет попасть в каземат через подземный ход, должен будет изрубить дверь в щепки. За это время Савватий успеет сбежать через люк в своде.
Савватий сел на ступеньки тут же, у двери. Жёлоб уже переполнился, и вода хлынула на пол. Демон всё метался, но Савватий его будто и не видел. Он сидел, ждал, когда вода затопит горн, думал о своей жизни, и по лицу его проносились всполохи призрачного света. Он чувствовал себя бесконечно одиноким и никому не нужным.
Сегодня он потерял Невьяну во второй раз — и уже навсегда. И от любви судьба оставила ему не сожаление об утрате, не печаль по счастью, которое не расцвело, и не добрую память о былом, а упрямую ненависть к демону.
* * * * *
Что было в Акинфии? Созидание. Слепое и дикое, словно сила природы, необоримое, порой и безжалостное, и преступное, но созидание. А что было в Савватии? В общем, ничего. Только совесть — эдакое рукоделие бога. Однако в грешном дольнем мире она — как поторжная кузница, а не горный завод…
Стрекотал сверчок, мерцали последние угли в печи. Полутёмный дом Савватия казался Невьяне могилой, в которой её похоронили заживо. В которой она сама себя похоронила. Здесь, в Невьянске, на неё будто нашло наваждение: ей помстилось, что жизнь начинается заново, и она, не понимая обмана, вдруг стала требовать от Акинфия того, чего никогда не требовала в Питербурхе… И всё завершилось горницей Савватия.
А демон — страсть Акинфия?.. Невьяна сжала кулаки от гнева на себя. Разве там, в Питербурхе, борьба с братом за Тульский завод, а потом и сговор с графом Бироном не были такой же страстью Акинфия, как здесь — демон горы Благодать? У Акинфия всегда какие-то страсти. Всегда демоны. Такой уж он яростный человек. Или принимай его с демонами, или уходи. Но уходить Невьяна не хотела. Жизнь без созидания — пустыня, смертная тоска.
И плевать, что демон несёт зло. Демон очень нужен сейчас Акинфию. И она, Невьяна, поверив давно отгоревшей любви, совершила ошибку, потому что Савватий Лычагин уничтожит демона. Акинфий ещё сможет простить измену — он смотрит в суть, он видит главное, а вот истребление демона он не простит. Значит, надо остановить Савватия, иначе ей не вернуть Акинфия.
Невьяна поднялась и схватила свою шубейку.
Чёрная ночь и белые сугробы… От мороза тотчас перехватило дыхание. Амбары, заплот, калитка, щеколда, неразметённая улица вдоль бревенчатой стены острога… Невьяна едва усмиряла себя, чтобы не побежать со всех ног.
Караульные, зябнущие в воротах, узнали её и пропустили без спроса. Невьяна двинулась через Господский двор напрямик. В безлунном мраке над заснеженным двором вздымалась смутная громада наклонившейся башни. Где-то в высоте растворились и вечно беспокойная «двуперстная ветреница», и колючая звезда «молнебойной державы». Невьяна поглядела на башню — и заметила лестницу на крыше палатки; лестница утыкалась в балкон галдареи. Так вот как Савватий попал внутрь… А сторожа у костра, простодыры, даже не почуяли суеты у себя над головами!..
Невьяна взлетела на Красное крыльцо. Господи, какая тугая и тяжёлая дверь… Из сеней дохнуло знакомым теплом щедро прогретых демидовских покоев. Но перед Невьяной внезапно вырос Онфим.
— Не велено пущать! — проскрипел он.
Невьяну будто окатили помоями: совсем недавно она считалась здесь хозяйкой, а сейчас её прогоняли как нищенку. Лицо у Невьяны полыхнуло от оскорбления и ярости, но Онфим был слеп. Невьяна взяла себя в руки.
— Позови Акинфия Никитича, — спокойно потребовала она.
— Занят хозяин. У него охвицер. А тебе у Лычагина место.
Невьяна сцепила зубы. Отбросить бы прислужника с пути, кинуться наверх по чугунной лестнице… Онфим уловил порыв Невьяны и осклабился — ну давай, давай! Вот позорище будет: блудная баба рвётся покаяться…
— Савватий хочет затопить каземат и погасить горн, — сказала Невьяна. — Ключи у меня были, но я их не отдала.
Она вынула из кармана кольцо с ключами.
Онфим молча протянул руку на звон.
— Только Савватий всё равно уже в башне. Снаружи по лестнице залез.
— Доложу хозяину, — неохотно пообещал Онфим. — Уходи.
— Уйду, — согласилась Невьяна. — А ты поспеши, или демона лишитесь.
В изуродованной роже Онфима ничего даже не дрогнуло. Онфим ждал, пока Невьяна не уберётся из сеней. Невьяна развернулась и толкнула дверь.
Она не думала, что всё получится вот так бессмысленно и отчуждённо… Что не удастся встретиться с Акинфием, когда можно хоть как-то показать ему, что она признаёт свою вину, что жалеет о своих делах…
А слепой Онфим из сеней направился не в покои Акинфия, а в людскую горницу. Там сидели Артамон с «подручниками». Артамон курил короткую солдатскую трубку, задымив всю палату до грязного свода; парни, скучая, играли в зернь — по очереди трясли стаканчик и сыпали на стол костяшки.
Онфим выложил перед Артамоном большой кованый ключ.
— Лычагин — вор, — сообщил он. — В башню забрался. В подвал. Ежели сей же миг его оттудова не выдерешь, быть беде. Не мешкай.
— Нам здесь торчать велено, — лениво ответил Артамон.
— Что я говорю, то хозяин говорит. Не спорь со мной, служба.
Артамон прищурился на Онфима, оценивая приказ.
…Невьяна спустилась с Красного крыльца и отошла по дорожке на несколько шагов, чтобы разглядеть в мутной тьме бланциферную доску башенных курантов. Латунные стрелки чуть поблёскивали. Половина одиннадцатого… Акинфий хотел забрать демона в полночь. Видимо, в полночь демон обретает волю. Успеет ли Савватий исполнить свой замысел до полночи?.. Даже не верится, что внизу, под каменной тушей башни, сейчас кипит борьба между водой и огнём, между человеком и демоном. Безмолвная башня не выдаёт своих тайн.
Внезапно дверь господского дома со стуком отлетела в сторону, и с крыльца друг за другом скатились на двор «подручники» Артамона. Они были в кафтанах — даже зимнюю одёжу им надеть не дали. Ругаясь, они устремились к башне, и там у костра переполошились караульщики. За парнями широко шагал Артамон с трубкой в зубах. Невьяна поняла: гвардия Акинфия метнулась доставать Савватия через подклет. Онфим не пожелал открыть Артамону подземный ход. Подземный ход — он для хозяина.
Жар ударил Невьяне в лицо, и она сдвинула платок с головы. Её замысел исполнялся. Свора спущена с привязи. Возможно, тем самым она, Невьяна, обрекла Савватия на смерть. Но жалости к нему почему-то не было. Савватий Лычагин в жалости не нуждался. Он по собственному почину объявил войну и демону, и Демидову, а Невьяна лишь выбрала сторону.
Артамон отомкнул замок, и «подручники» вместе со сторожами исчезли на заколоченном гульбище. На истоптанном снегу впустую горел брошенный костёр. Невьяну тоже повлекло к башне. Словно спрашивая разрешение, она окинула башню взглядом — от сугробов под стенами до шпиля с «державой» и «ветреницей». Тонкая линия лесенки соединяла гребень кровли с выступом галдареи. Да, путь у Савватия был дерзким, жутким… Савватий вскарабкался на пугающую высоту — к часовой каморе… К часовой каморе…
Невьяна не могла не вспомнить о том свидании возле курантов… Луна светила сквозь кружево изморози на окнах. Башня могучим взмахом подняла их с Савватием над миром, словно бы