Невьяна приблизилась к башне, а затем осторожно взошла по ступеням крыльца на гульбище. Дверь в двойную горницу была распахнута. Невьяна едва не запнулась о чугунный порог. В дальней части горницы в стене чернел узкий проём; сквозь него снизу, из подклета, доносились злые голоса:
— Да как же её поддеть-то, Артамон Палыч? Легла, стерва, будто влитая! Клещи какие-то нужны, или крюк, или кувалдой всё вокруг размолотить!.. Лычагин там всё одно что в крепости засел!.. Чего делать-то?..
— Шуруйте на завод за клещами или за крюком, бестолочи! — рявкнул в ответ Артамон. — И живее шевелитесь, время поджимает!
Из проёма в стене вылетели два «подручника» и, не заметив Невьяну, кинулись к двери. Внизу, в подклете, что-то отчаянно лязгало.
Невьяна поняла, что Савватий сумел преградить доступ к себе в подвал и его не взять просто так — лихим нахрапом, с кондачка. Невьяна почему-то ощутила странное злорадство, будто продолжала болеть душой за Савватия. Он истинный мастер, и мордоворотам-«подручникам» с ним не справиться. И пускай в своей судьбе она выбрала не Савватия, всё равно она гордилась им, его умом и упорством. Он ведь даже ход времени для неё изменил…
И Невьяну вдруг осенила догадка. Вот как она может спасти демона!.. Её качнуло от волнения, и она схватилась за чугунную оконницу. Сам же Савватий и подсказал ей всё — той ночью в часовой каморе!.. Ей надо сейчас перевести вперёд стрелки на курантах, и тогда колокола отобьют полночь раньше срока! Последний перезвон освободит демона: чудовище Акинфия вырвется из каземата ещё до того, как вода подземной речки затопит горн, и перенесётся из огня в огонь — из башни в домну!
В мыслях Невьяны мелькнул образ Савватия, и она непокорно тряхнула головой. Горько, что судьба сделала их с Савватием соперниками, но она не уступит, ни за что не уступит, и её победа над Савватием окажется достойной платой за возвращение к Акинфию. И Акинфий примет её жертву.
Невьяна побежала.
* * * * *
С этим офицеришкой, молодым капитанчиком Петером фон Трейденом, Акинфий Никитич не раз любезно раскланивался в личной канцелярии графа Бирона, но бесед никогда не вёл. Капитанчик был какой-то дальней роднёй графу по жене, и не удивительно, что приватную миссию Бирон поручил своему человеку. Фон Трейден притащился из столицы именно к Демидову.
Акинфий Никитич принимал его в кабинете.
— Весьма любопытно у вас! — капитан увлечённо разглядывал кристаллы и штуфы. — Я тоже собрание составляю, не соблаговолите ли продать?
— Своё — не обессудьте, но могу прислать подобных же целый шкап.
— Буду благодарен! — искренне улыбнулся капитан. — Скажу прямо, иметь кюнсткаммер минералов от самого Демидова — большая честь!
— Льстите, милостивый государь, однако же благодарю!
Акинфий Никитич разговаривал охотно, даже излишне охотно: ему надо было чем-то успокоить боль, разрывающую сердце. Пусть привычные дела вернут ему ощущение удачи, правоты и власти над своей судьбой. Пусть уход Невьяны покажется мелкой досадой, ничего не значащим пустяком.
— Однако же вы, полагаю, не за минералами сюда приехали? — Акинфий Никитич направил разговор в нужную сторону.
— Разумеется, — подтвердил фон Трейден. — Изволите, так перейдём?..
— Я готов, — кивнул Акинфий Никитич.
— Его сиятельство интересуется делами под горой Благодать. Реляции господина Татищева вызывают сомнения. Каково там подлинное положение?
— Не ведаю, что Татищев в реляциях пишет, но для двух заводов он уже подыскал угодные места. Весной начнёт стройку, осенью заводы заработают.
— А каковы намерения у вашего племянника Василия?
Акинфий Никитич ухмыльнулся:
— Васька болен. Вряд ли встанет на ноги. Так что на Благодати, опричь казённых, никаких иных заводов не будет.
— Верно ли ваше обещание? — фон Трейден вопросительно поднял бровь.
— Верно, — кивнул Акинфий Никитич.
— Тогда его сиятельству проще будет завершить следствие о заводах Никиты Акинфиевича, да и касательно убийства девицы Татьяны тоже.
— Я за брата платить не буду, — сразу отказался Акинфий Никитич. — Всё на милости графа. Что порешит, то и приму. А как там по мне следствие?
— Граф — человек слова. Штраф по вашим недоимкам сократят вчетверо.
Акинфий Никитич почувствовал удовлетворение. Привычные и давно любимые дела рассеивали тяжесть на его сердце. Горечь от потери Невьяны отступала, душа расправлялась, обретая прежний свободный облик.
Фон Трейден прошёлся по кабинету и с мальчишеским озорством потрогал фигурку рудокопа на макушке «рудной пирамиды».
— Наиглавнейшим препятствием в осуществлении вашего обоюдного предприятия граф видит господина горного начальника Татищева…
— И я тоже, — вставил Акинфий Никитич.
— В устранении оного граф возлагает надежды на господина Кирилова.
Статский советник Кирилов командовал Оренбургской экспедицией, которая бесславно воевала с башкирцами на Урале южнее горных заводов — «Екатеринбурхского ведомства», которым управлял Татищев.
— Растолкуйте-ка, — попросил Акинфий Никитич.
— Не знаю, достигают ли вас известия, но Оренбурхская гишпедиция близка к полному конфузу. Дикари сожгли Верхнеияцкую пристань, лишив гишпедицию снабжения, а основанная Кириловым крепость Оренбурх есть самое опасное и бесплодное место и отнюдь не российская Батавия, как заверял господин Кирилов. Никакого торга с Индией там и на тысячу вёрст не намечается. И пристань, и Оренбурх потребно возводить заново.
— А Татищев тут при чём?
— Господин Татищев подверг гишпедицию суровому осуждению. Он прислал в Сенат прошение о защите своего ведомства от башкирцев, недальновидно возмущённых Кириловым: якобы теперь надобно построить ещё одну линию крепостей от Яика до Шадринского острога и учредить на оной некое Исетское казачье войско. И граф Бирон склоняет императрицу к мысли, что лучшая государственная польза — перепоручить гишпедицию самому Татищеву. А на его место назначить обер-берг-гауптмана Шёмберга.
— Ловко! — оценил Акинфий Никитич.
Фон Трейден скромно опустил глаза.
— Граф готовит важные перемены. Горные заводы будут извлечены из управления Коммерц-коллегии и отданы новообразованному Берг-директориуму, а оный и возглавит барон Шёмберг.
— Ну, мне-то хрен редьки не слаще, — хмыкнул Акинфий Никитич.
— Ошибаетесь, — лукаво улыбнулся фон Трейден. — И весьма изрядно.
Капитан принёс с собой большой бумажный рулон. Вежливо сдвинув «рудную пирамиду» на край медного стола, он развернул широкий чертёж.
— Дабы не отягощать Берг-директориум излишними обязанностями, граф Бирон подразумевает создание второго ведомства горных заводов, равного по правам первому — Екатеринбурхскому. Сиё ведомство на оной ландкарте означено как «Ведомство Акинфия Демидова».
Акинфия Никитича будто прострелило молнией. Он впился взглядом в чертёж. Да, вот они — две небывалые горнозаводские державы: казённая и демидовская! Нарисованные тушью реки, озёра, леса, горы, слободы, заводы!.. Даже батюшка Никита на патрете изумлённо заломил бровь.
Акинфий Никитич забыл обо всём — о Невьяне, о демоне, о недоимках и прочих неурядицах. Господи, это какая же силища, какая воля — собственная страна!.. Пускай Шомбер с Бироном загребут себе хоть десяток Благодатей — зато у него, Акинфия Демидова, будет дымить трубами и греметь молотами настоящее царство, куда никому не дозволено соваться!.. Бирон и Шомбер всё равно разорят татищевские заводы и спихнут обратно в казённые руки. Алчному Сенату и глупой государыне от Демидова, кроме денег, ничего не нужно, и Акинфий Никитич потом выцарапает Благодать из казны, умножая свою державу! Свою личную! Такую, в которой только его, Акинфия, земля, только его люди, только его небосвод, только его бог!..
— Ныне граф готовит проэкт указа государыни о вашем «Ведомстве», Акинфий Никитич, — продолжил фон Трейден, — и в оном указе определяет кондиции ваших полномочий. Иные из них неотъемлемы и очевидны, а иные требуют вашего пояснения для графа. За ними-то я и прибыл к вам.
Акинфий Никитич с трудом вернулся мыслями к фон Трейдену:
— Говорите, господин капитан.