Мужчина с силой оттолкнул Кымнам. В этот момент снова раздался шлепок — Чони еще раз ударила его по щеке.
— Эй, ты что, реально не собираешься встречаться с матерью? Ты же в курсе, что я знаю, где она? Буквально вчера ее видел.
— Даже если это правда, мама мне больше не нужна. Считай, что теперь я ее бросила. А ты не смей прикасаться к бабушке, или всем конец. И тебе, и мне!
Чони помогла упавшей на пол Кымнам подняться и вынула телефон, чтобы вызвать полицию, но тут мужчина резко пнул ее прямо в голову.
— Я сказал, знай свое место! Из-за тебя вся моя жизнь пошла наперекосяк. Не надо было подбирать сироту, от которой даже собственная мать отказалась.
Изо лба распластавшейся на полу Чони потекла кровь. Рана, что совсем недавно зарубцевалась, снова открылась.
— Чони! Бабушка!
Распахнув дверь, в магазин ворвался смертельно бледный Ынсок. Мужчина посмотрел на него, затем перевел взгляд на Чони и усмехнулся:
— Ты что же, новой семьей обзавелась? Прихватив моего ребенка?
Ынсок схватил мужчину за горло.
— Мистер Доставщик, не надо… Не стоит. Ты же понимаешь? — ослабевшим голосом попыталась остановить его Кымнам.
Тогда Ынсок медленно ослабил хватку и наконец уронил трясущуюся руку.
Мужчина наклонился, приподнял подбородок Чони и угрожающе произнес:
— Значит, так, Чони. Завтра я опять приду. А ты готовься отправиться со мной в полицию. Приоденься там, все дела.
Чони приподнялась и решительно заявила:
— Пошли сейчас. В полицию.
— Чони!.. — одновременно воскликнули Ынсок и Кымнам.
Мужчина, на губах которого до сих пор играла злорадная улыбка, на секунду скривил рот.
— Мы же должны добавить к делу и показания о физическом насилии. В этом телефоне собраны все доказательства того, как ты многократно избивал меня. Я все собрала. Все сфотографировала. Там, в галерее, одни фото синяков и кровоподтеков. В телефоне иногда всплывают фото-напоминания о «счастливых воспоминаниях» годовой давности. И там тоже — какое удивление! — сплошные синяки. Сразу и не поймешь, то ли это человеческое тело, то ли лопнувшая красная резиновая перчатка — настолько страшно это выглядит!
— Ты получала по заслугам.
— Если еще это добавить, интересно, сколько тебе дадут? Давай, пошли. Раз уж так хочешь туда.
Чони схватила мужчину и дернула его к выходу. Только тогда на его лице появилось озадаченное выражение.
— Что? Думал, я все еще прежняя Чони, что тряслась от страха перед тобой? Я теперь… в первую очередь мама Тыль! Я защищу ее, понял? Больше мы не расстанемся! — почти кричала Чони.
И вместе с ее криком раздался вой сирены. Пока мужчина отвлекся, Кымнам успела вызвать полицию. Больше Чони не была для него легкой добычей, той слабовольной девочкой. Он прочувствовал это почти кожей и, когда заревела сирена, бросился бежать.
Полиция уехала. Чони без сил осела на пол, а затем начала по одному поднимать осколки разбившейся витрины. Она согнулась и принялась за самые крупные куски стекла. Ынсок тут же подсел к Чони и забрал их у нее из рук.
— Поранитесь, — предостерег он. — Раны будут болеть и кровоточить.
— Разве это боль…
Чони склонила голову. Ее плечи затряслись, и она расплакалась. Плакала навзрыд, словно пыталась избавиться от всей боли минувших лет. Прямо как в тот день, когда, оставив дочку у дверей магазина, она чуть не попала под колеса грузовика Ынсока и так же горько плакала перед ним. Постепенно и глаза Ынсока увлажнились. Силуэт Чони перед ним начал расплываться, и он дал волю слезам. Сегодня они плакали вместе.
Кымнам, обнимая и утешая Тыль, тоже смахнула слезу и всхлипнула. Но тут же взяла себя в руки и как можно более бодрым тоном воскликнула:
— Чони, надо тебе потренировать свое чутье. Ну кого ты выбрала? Выглядит, как какой-то протухший баклажан, который уже только на выброс годится. Ну ты даешь.
Чони с Ынсоком наконец-то улыбнулись.
С того дня отец Тыль больше не появлялся и не связывался с Чони. Лишь отправил сообщение, что однажды еще вернется.
За день до суда Кымнам объявила, что сегодня в магазине нерабочий день. Это стало из ряда вон выходящим событием. За годы работы в поте лица она так настрадалась, что решила хотя бы на старости лет соблюдать баланс работы и личной жизни, поэтому обязательно отдыхала по выходным. Однако не брать внезапные выходные в будние дни было ее правилом. Кымнам считала это своего рода договоренностью с клиентами и не хотела ее нарушать.
Она уселась на диван с подушками в цветочек и взяла в руки укулеле. Ее зрителями были только Тыль, которая уже ровно сидела и даже пыталась ползать, да Чони с яркими следами швов на лбу.
— Ну что, лейдис энд джентельмен [65]. Добро пожаловать на сольный концерт Чон Кымнам. Всем велкам! Сегодня особенный день, и я готова принимать заявки от зрителей.
Сквозь шифоновые занавески в комнату мягко проникал солнечный свет, падая на ярко-фиолетовое домашнее платье Кымнам.
— У нас в зрительном зале юная Одри, поэтому попрошу исполнить песню Одри Хепберн!
Уже завтра Чони предстоял суд, и, конечно, ей было страшно. Но она не подавала вида, напротив, старалась держаться бодро и энергично. После того как ей сообщили дату судебного заседания, Чони потеряла уверенность в собственном будущем. Ежедневно она мучилась сомнениями: где она будет в эту минуту месяц спустя? Все еще здесь или уже в холодной тюрьме? Поэтому, даже отправившись за покупками, она не раз брала вещь в руки и возвращала на прилавок, договаривалась о встречах и отменяла их.
Кымнам несколько раз стукнула по деке маленького укулеле, которое ей казалось гораздо милее стандартной гитары, и запела:
— Му-ун риве. Вайде зен э майл… [66]
Кымнам уже год училась играть на укулеле в культурном центре. И хотя она еще допускала ошибки, и порой из-под ее пальцев вылетал совсем не тот звук, все-таки это было достойно восхищения.
Ее ноги с нарисованным на мизинце желтым цветком-яичницей ровно отстукивали ритм. Ее морщинистые руки, которым лучше всего подходило выражение «элегантно постаревшие», касались струн и извлекали такие же нежные и простые, как сама Кымнам, звуки.
Как только песня закончилась, Чони захлопала, а Тыль разулыбалась.
— Госпожа Чон, а чем вам так нравится Одри Хепберн? Я уже давно хочу спросить.
— Она же такая красавица! Даже в старости этот шарм… Я-то сама родилась в тяжелое время, образования толком не получила… Поэтому постоянно чувствовала