Я выключаю фонарик, но не свожу с нее глаз.
— Полагаю, это никак не связано с работой в полиции Фиаско?
Она вздрагивает и отшатывается. Ее подбородок опускается, как будто это замечание физически причинило ей боль. Вопрос в том, в беде ли она? Или она сама ее источник — покрытая кровью и грязью на краю кукурузного поля?
— Ты собираешься спросить, как она туда попала? Или просто планируешь пялиться на меня? — ухмыляясь спрашивает она, переместив свой вес и потянувшись к краю майки. Я с вызовом поднимаю бровь. Она пытается отвлечь меня, но меня не интересует то, что она задумала.
Я тихо смеюсь, прежде чем самонадеянно подойти ближе. Когда между нами остается всего несколько футов, мой взгляд опускается к ее ногам, грязным розовым кедам Converse и снова поднимается. Сейчас трудно представить ее в роли полицейского.
— Нет. Мне все равно, — бесстрастно говорю я. Я окидываю глазами ее тело, а затем встречаю пристальный взгляд. — И поверь мне, я не пялюсь.
Она придвигается ближе, и от ее близости по моим предплечьям бегут мурашки. Несмотря на то, что она изо всех сил старается держать себя в руках, расправляя плечи, выпрямляясь во весь рост и напуская на себя фальшивую браваду, она закусывает губу.
Я игнорирую все мелкие детали, которые замечаю в едва знакомой женщине. Я не смотрю на женщин — я не из тех, кто нарушает обещания. Но что, если это обещание уже нарушено? Отступая назад, я поднимаю левую руку и говорю:
— Я женат.
— Ты в этом уверен? — огрызается она.
Такого простого вопроса достаточно, чтобы я отреагировал. Нет, я в этом не уверен. Я сокращаю расстояние между нами и оказываюсь в ее пространстве, тесня ее.
Из ее горла вырывается сдавленный крик, она не ожидала, что я буду действовать так быстро. Но она не отступает. Более того, слегка наклоняется вперед, словно встречая мой гнев. Она ниже меня ростом, но не изящная и не хрупкая, и могла бы нанести удар, если бы знала как.
Но когда я смотрю вниз, то сразу же понимаю свою ошибку. Ее рука касается моей, когда она прочищает горло. Мне не следовало подходить к ней так близко. Здесь достаточно светло, чтобы я мог разглядеть маленькую родинку на ее щеке. И заметить, как ее взгляд скользит по моему лицу, а затем опускается к моим губам. Черт возьми. Гнев и сумбурные эмоции заставляют меня смотреть на девушку, которую я никогда не собирался рассматривать.
— Я задела тебя за живое? — продолжает тихо насмехаться она.
Слишком близко.
— Не надо, — предупреждаю я. Сегодня не та ночь, чтобы давить на меня. — Иди домой.
Во что бы она ни ввязалась, я не хочу в этом участвовать. Мне нужно убраться отсюда. Подальше от нее и от этой гребаной ситуации.
Я отворачиваюсь и направляюсь к лошади.
— Твой задний карман, — кричит она. Я останавливаюсь как вкопанный и оглядываюсь как раз в тот момент, когда она стягивает с себя грязную майку, оставаясь в одном бюстгальтере, который даже в темном поле не оставляет места для воображения. Я застигнут врасплох и, как гребаный извращенец, чувствую, что невозможно не любоваться изгибами ее тела и выпуклостью груди. Я лезу в задний карман джинсов и достаю тяжелый металлический предмет размером с мою ладонь, задевая большим пальцем его желобки. Я знаю, что это складной нож, но все равно спрашиваю:
— Что это? — потому что это точно не мое.
То, что она делает дальше, происходит слишком быстро, чтобы я успел это предотвратить. Она натягивает футболку на руку, как перчатку, и выхватывает нож.
— Если кто-то будет спрашивать, ты меня не видел. — Она поднимает бровь, ожидая, что я соглашусь.
Я не в настроении для этого дерьма. Почти комично, как быстро эта ночь становится все хуже и хуже. Но мне не до смеха.
— Или что? — огрызаюсь я, прекрасно понимая, что только что оставил свои отпечатки пальцев на предмете, который мог быть орудием. Вопрос только в том, для чего именно? Угрозы? Нападения? Убийства?
Нож показался тяжелым, когда я взял его в руки. Я должен был почувствовать, как она сунула его мне в карман. Я сыграл ей на руку и стал ее идеальным алиби.
Она отступает на шаг назад, но недостаточно далеко или быстро.
К сожалению для нее, я слишком много лет занимался борьбой со своими братьями. Это и привычка снимать стресс с помощью спарринг-партнеров отточили мои рефлексы. Мне требуется всего полтора шага, чтобы снова оказаться рядом, и несколько секунд, чтобы обхватить ее за талию и прижать к себе. Из нее вырывается вздох, когда ее грудь сталкивается с моей. Мне следовало лучше продумать этот ход, потому что я в одно мгновение забываю обо всем. Почему я так поздно вышел из дома и почему я в бешенстве от того, какой стала моя жизнь. Я смотрю на эту незнакомку, прижавшуюся ко мне, и тяжело дышу. Ее грудь вздымается так же быстро, как и моя.
— Я не люблю, когда мне угрожают, — говорю я тихим голосом в нескольких дюймах от ее лица.
Она придвигается ближе и смотрит на мои губы так, что у меня перехватывает дыхание. Через мгновение ее губы прижимаются к моим. Я не ожидаю этого. Но не отстраняюсь, а приоткрываю их. Ее язык дразняще касается моего, и она прижимается ко мне. На какую-то долю минуты я забываю обо всем на свете, целуя ее в ответ. Обо всем. Потерявшись в непредсказуемости момента, я позволяю всему неправильному приблизиться и окутать нас, как туман.
Вдалеке раздается громкий раскат грома, и, как стартовый колокол, заставляет ее отшатнуться и отступить назад, как будто это не она сделала первый шаг. Ее пальцы тянутся к губам, словно она хочет стереть следы, оставленные мной.
Фэй опускает взгляд на свою правую руку, все еще обтянутую тканью и сжимающую нож, который я по глупости достал из кармана.
— Ты меня не видел. — Молния короткими вспышками озаряет горизонт. Предупреждение. Гроза уже здесь. Надвигается на нас.
— Ты никогда меня не видел, — повторяет она. — И пока ты будешь молчать, его не придется использовать. — Она поднимает нож.
Я подавляю вспыхнувшее было влечение. Гнев, который бурлил во мне, вырывается наружу, когда я делаю шаг вперед, быстро приближаюсь к ней и крепко обхватываю за шею. Если она хочет играть, значит, мы будем играть. Но теперь по моим правилам.
Она изо всех сил старается сохранить уверенность в себе. Я не хочу знать подробности того, что она делала до моего появления. Мне неинтересно гадать, через что ей пришлось пройти, чтобы оказаться в таком положении, и не является ли она просто ненормальной социопаткой. Меня волнует только одно — моя семья. По крайней мере, то, что от нее осталось.
Когда она пытается убрать мои пальцы со своей шеи, я сжимаю их еще крепче. Начинают падать капли дождя, словно подчеркивая момент.
— Я не хочу, чтобы рядом с моей семьей происходило то, к чему ты причастна. — Поэтому я выдвигаю требование: — Уезжай из города. И никогда не возвращайся.
Ее расширившиеся глаза ищут мои, пока она с трудом пытается ответить.
— Я не могу просто исчезнуть...
Над головой гремит гром.
Я стискиваю зубы и сильнее сжимаю пальцы, наслаждаясь ощущением ее учащенного пульса. Доказательством того, что она уже достаточно напугана, чтобы воспринимать меня всерьез.
— Можешь и ты это сделаешь. Или я заставлю каждого гребаного копа, которого я знаю в этом городе, задавать вопросы. Может, мой брат и ушел из полиции Фиаско, но он служил в подразделении K9. Он и его собака все еще умеют находить вещи, особенно если знают, где искать. Хочешь, чтобы они начали искать?
Слеза скатывается по ее щеке и теряется в каплях дождя, которые настигают нас в следующее мгновение. Она осознает серьезность моей угрозы, потому что я вижу, как она хмурится.
— Отпусти меня, Фокс, — говорит она, стиснув челюсти, и тянет меня за пальцы, чтобы я освободил ее.
Я свирепо смотрю на нее сверху вниз.
— Люди считают, что я хороший человек. Семейный человек. Но я очень хорошо умею заставлять людей верить в то, что мне нужно. — Я наклоняюсь и шепчу достаточно громко, чтобы заглушить ветер, хлещущий по рядам кукурузы и расшатывающий строение, которое едва стоит позади нас. — Так что поверь мне, когда я говорю это... Я не люблю, когда со мной играют в игры. Я не хочу, чтобы ты или то, что ты только что сделала, было поблизости. Поэтому ты уедешь. И я сохраню твой секрет. Я никогда тебя не видел. Я не знаю тебя и не хочу знать. Я понятно объясняю?