Филарет Романов — отец, как сложилось в привычной мне истории, будущего царя Московского царства, Руси, России. Основоположника новой династии. Да еще и в ближайшее время, со смертью Гермогена — патриарх. Человек сложной, если не сказать страшной и тяжелой судьбы. Через многое он прошел. Борьба за власть, опала, ссылка, постриг в монахи. Падение престижа семьи. Смута, Тушинский лагерь, служение патриархом воровскому царику.
Что дальше?
Возвращение в Москву.
Если брать историю, то посольство к полякам и плен. Выбирали его сына другие люди. Не без родственников, конечно, но все же не он сам. А когда вернулся, то да — включился полностью в правление, но не надолго. Все же годы его были большими.
И вот этот человек, вместо исторически верного посольства к полякам под Смоленск после Клушино шествует и садится с одной стороны стола. Хотя «трон» во главе, уверен, сделан именно для него.
Двое мордоворотов занимают места за его спиной.
Я разместился напротив, Богдан и Абдулла замерли позади.
Метиться на тот самый табурет, недавно сбитый и установленный у изголовья, как я думал изначально не пожелал. Прикинул, что подчеркнет это тот факт, что царем то я себя не считаю. Цель у меня иная — Земский Собор.
Поиграем пока на таких условиях.
— Ну что, Федор Никитич, поговорим.
— Поговорим, Игорь Васильевич. — Покачал он головой. — Вырос ты. Я твоего отца знал, давно правда виделись. Еще до…– На лице его тенью злобное выражение пролетело. — До…
Зашел издалека. Словно старший товарищ, такой образ мне показать хотел и то, что встретил меня этим чудным явлением. Хотел произвести благостное мнение. Зарекомендовать себя.
Но, так и не договорил, на меня смотрел пристально.
— Федор Никитич, дела прошлые. Мы же о настоящем. — Я тоже буравил его взглядом.
— Молодость. Все торопитесь. А ведь корень всего, он в старине лежит. — Покачал головой Филарет. — В следовании традиции.
Как ловко вворачивает. Традиция, старина. Значит менять то и не нужно ничего. Как так вышло тогда, что вы — бояре, Годунова на Лжедмитрия сменили, а его в свою очередь на Шуйского, а теперь и этого на следующего менять хотите. Что-то не припомню я в русской истории до Смуты традиции крупных дворцовых переворотов и посадок на трон кого не попадя.
Сами вы новые веяния привнесли, вот и расхлебываете.
Прищурился, проговорил:
— Так мы сюда же говорить пришли о том, куда делся зять твой. Борис Михайлович Лыков-Оболенский. Чтобы не при людях. А, с глазу на глаз. Знаю я, что дело у него было. И что деву он сюда привез с целью… — Я улыбнулся криво, зло. — С целью весьма странной.
— А что странного то? Свадебный поезд, насколько знаю, готовился. — Улыбнулся как-то расслабленно Романов. Неужто думал, что не знаю я.
— Федор Никитич, ты человек умудренный, а говоришь со мной, как с мальчишкой малым. — Продолжал сверлить его взглядом. — Я же все понимаю и знаю. Я от Мстиславского в Воронеж ехал. Смерть мне там уготована была. Но там озарение пришло и понял многое, а потом… Ух потом все больше и больше разбирать стал, как клубочек из ниток. И вас, бояр, что у трона стоят, понимать начал. В вашей всей этой боярской политике.
— В нас… — Филарет вздохнул. — Вот тут ты ошибаешься. Нет никаких нас.
Тут он был прав. Не было единства среди «кремлевских башен». Разброд и шатание, вот и Смута.
— А что же есть? — Интересно, что скажет, на чем его подловить можно будет.
— Есть люди. — Он ухмыльнулся. — Кто-то богобоязненный, кто-то нет. У каждого свои желания, свои стремления, своя правда. Ты же знаешь, я в Тушино был. Не по своей воле. Ох я там насмотрелся на всех этих, людей… Понял… Да, у каждого правда своя и все больше ее, у кого силы больше.
Эка загибает.
— Знаю я, что род твой весь предан был, считай, забвению. — Я пожал плечами. — Знаю, что на Годунова ты за это в обиде. Ну а теперь, выходит, на Шуйского. Что властью не поделился, когда взял ее.
Он уставился на меня. Покачал головой.
— А знаешь, Игорь Васильевич, почему я тебя встречать вышел?
Вот, молодец, перешел от пространных слов к толковым речам. Тоже вокруг да около, но уже по существу. Сейчас раскрутим.
— Думаю, перепутал. — Соврал я. Скорее всего, все же понимал он, кого встречает и сделал выбор по объективным причинам. Между тем, чем запереться и осаду держать и говорить. Только каким, лучше пускай сам скажет.
— Нет. Хотя… Не ждал я тебя здесь, это правда. Признаюсь, удивил ты меня, Игорь Васильевич. Думал, еще в Дедилове ты с отрядами своими. За Оку не сунешься, за Тулу. А ты предо мной сидишь. — Хмыкнул. — А я уже думал, как этого зятька то искать. Где силы изыскивать. А тут раз… И ты.
— Я. — Хмыкнул в ответ. Ждал, чего дальше говорить будет.
— А вышел я, потому что вижу силу в тебе. Ты пойми. — Он взгляд не опускал, продолжал смотреть прямо на меня. Мощь в нем чувствовалась большая, опыт, лишения, утраты закалили этого и без того могучего человека. — Пойми. Василий, что в Москве, он же кто?
— Кто?
Романов головой покачал. Не хотел он сам видимо все это говорить, но получалось так, что я направлял и приходилось ему постепенно раскрываться.
— Открыл я тебе, потому что не вижу больше царя иного. — Отчеканил Филарет.
Вот загнул, льстишь, но ведь обманываешь. Вижу, что юлишь.
— Что-то не верится. А как же Дмитрий? Василий? Жигмонт и сын его или этот… Шведский король и его родня? Или может из наших кого выберут. — Смотрел на него и наблюдал за реакцией, когда фамилии называл. — Князья, бояре думные, родовитые. Капля крови Рюрика же в каждом найдется, если посмотреть хорошо.
Он хмыкнул, покачал головой.
— В погоню идти не торопишься, значит.
— Зятя твоего ловить? Так ты скажи, куда ушел, а я уж решу.
Что-то все эти хождения вокруг да около стали меня все больше злить.
— Шуйский держится только на силе. — Проговорил Романов. — Войско за него, что Скопиным собрано и шведы. Были еще татары, только… — Он хмыкнул. — Вместо них ты к Серпухову пришел. Но… — Головой качнул. — Я вот думаю, что может оно и лучше так?
— Уверен лучше. Мы же с тобой знаем, вдвоем. — Я глаза прищурил. — Что не только Шуйский хотел здесь татар видеть. Но и…
— Докопался значит. — Он вздохнул. — Умен ты.
— Докопался. А ты, стало быть, в деле.
Я не ставил вопроса, констатировал факт.
— Куда мне. Я в плену сидел. Так вышло, вот. Отбили, выбрался и как понял, что к чему… — Он опять вздохнул. — Хочешь верь, хочешь нет, Игорь Васильевич, за голову схватился. До чего дошло то. Смута эта, поперек горла.
Наконец-то отвел взгляд. Но вот смирился или хитрил, специально так показал — вопрос.
— Допустим, поверю.
— Видано ли, русский царь татар на Русь позвал и шведов.
— Иван Великий такого не одобрил бы. — Проговорил я холодно.
Он дернулся, как ужаленный. Уставился на меня испуганным взглядом.
— И это знаешь, откуда?
О, а вот здесь что-то интересное. О чем ты, гражданин Филарет — вот сейчас, а? Давай, Игорь! Качай!
— Знаю, только вот от тебя услышать хочу. — Не дал ему слова лишнего вставить, задуматься о фразе, прочитать меня. — Я же здесь, Федор Никитич, по душу зятя твоего, а его нет.
— Да на кой ляд она тебе? — Рассмеялся он сухо. — Коли знаешь все. А я-то, уже думал, сейчас в погоню за ним пустишься… Там же все вилами на воде писано, бумаги, свидетели, кому все это надо сейчас. Вон бабка повивальная, еле жива сидит…
Бабка! О, в монастыре то мужском. Сидит! С ней я уж точно поговорю, хотя… Если так подумать — найди любую повитуху, заплати ей и она скажет все что угодно. Даже если найти ту самую, что при царе была при Федоре Ивановиче. Это сколько лет то было назад.
Романов после паузы продолжал.
— Ты пойми, Игорь Васильевич, в Смуту то… Вон, народ русский… — Он уставился на меня злым взглядом. — Тушинскому вору поверил. Какого-то мужика, подзаборного, на трон возвести хотел. Кто? Северцы, казаки, ляхи, бандиты и упыри настоящие.