Выдал приказ развести в эту ночь костров вдвое больше обычного. Усилим психологический эффект. Им оттуда видно нас тоже не очень-то хорошо. Войска у меня уже считай десять тысяч, будет казаться, что все двадцать, а у страха, как известно — глаза велики. Померещится и тридцать.
Еще одна гирька на весах в пользу сдачи города.
Если у воеводы сил мало, а все говорило, что их там от силы тысяча, а, скорее всего, сотен пять, то наше численное преимущество и наличие пушек покажет всю серьезность намерений. А также добрую волю, ведь мы с ними пока не воюем.
Захотим — возьмем штурмом.
Да, мне это не нужно, но противник-то этого не знает.
Отправил гонца к Филке Тозлокову, чтобы артиллерию развернул на видном месте и пальнул пару раз. Пускай видят, что есть у нас пушки, а значит, стенам их несладко придется. Да, это не проломные пищали из приказа пушкарского. Более легкие орудия.
Но сам факт их наличия уже вселит ужас в сердца защитников.
Дальше вызвал к себе Григория, Ляпунова и Серафима. Нужно было инвентаризировать все новое снаряжение, полученное во время захвата пленных. После чего заняться с отрядом моих самых верных бойцов взаимодействием с обозами бывших отрядов Лжедмитрия. Но, это уже утром.
Прокопию Петровичу, усталому с дороги, выдал задачу разобраться с пленными дезертирами. Это его люди, пускай сам решает.
Ну а Серафим нужен будет для понимания того, что с Мнишкой делать-то в итоге. Если по закону. Она же венчанная. И здесь вопросов у меня много. Да и бойцы Серафима — люди надежные. Думаю, их как-то здесь использовать. Не все же моей лучшей полутысяче охранением заниматься. Им самые серьезные дела поручать надо и отдых давать.
Пехота заменит.
Да и с местным, не сбежавшим батюшкой кому, как не нашему священнику говорить. Хоть и военному человеку теперь.
Все мои собратья, и это было видно, мучились вопросами о подступающей и намеревающейся войти в наш состав армии князя Трубецкого. И все хотели знать, что там с этой девкой польской.
Как же быстро сплетни-то расходятся.
Ничего толком им не сказал, велел делами заняться. Прихватил Серафима и двинулся, выждав отведенные Войскому минуты, к избе. Служилые люди стояли в оцеплении. Выглядели настороженно. И это верно. Приличная часть армии крайне негативно отнеслась к появлению шляхтянки. Как бы ночью, как это со Лжедмитрием было, не удумали ее прибить. Сжечь хату вместе с бабой, а потом сказать — что, мол, сама угорела.
От такого нужно подстраховаться.
Ждали, ломиться внутрь казалось мне плохой стратегией. Спустя еще несколько минут выкрикнул громко.
— Фрол Семенович, поторопись! Видеть тебя желаю!
— Да, да. — Донеслось гулкое изнутри.
Почти сразу старик появился на пороге, задумчивый, напряженный. Видно, что тяжело ему было говорить с этой госпожой.
— Отойдем. — Махнул я рукой.
Когда мы отдалились на достаточное расстояние, я задал короткий вопрос.
— Ну что?
Глава 3
Фрол Семенович Войский погладил бороду, посопел, покряхтел, с мыслями собирался. А я ждал.
— Господарь, я не бабка повивальная… — Начал он издалека.
— Ты не прибедняйся. По делу давай, говори.
— Ребенка, насколько я могу судить, нет. Либо срок очень маленький. Лучше… — Я был удивлен, но старик покраснел. — Лучше в Туле бабку какую найти. Я все же больше по иным делам. А с ней, не… С ней по требованию этого иуды этого чертового возился.
Здесь я припомнил, что очной ставки между Войским и этим Матвеем Веревкиным не делал. Упущение некое, но в целом и так всем ясно, что тот, кого я схватил и называл себя Диметриусом и в Тушине был именно он.
Но, с Мнишек, в целом, их двоих встретить нужно. В определенный момент.
— Кстати, про Иуду. — Проговорил я, смотря на старика. — Он же теперь у нас. Повидать его не хочешь?
Тот напрягся, вновь покраснел.
— Если только в рожу плюнуть. — Выдохнул. — Ты прости, господарь. — Тут же поклонился, перекрестился. — Прости меня. Если надо, то я, конечно.
— Надо, но позднее. Дальше что?
— С мужчиной, конечно, была. Это еще в Тушине ясно было. Оно же это… — Он продолжал краснеть. — Не зарастает же. А вот давно или нет. Тут я… Это. Не знаю, как понять-то.
Да уж, это вам не современная медицина, где и анализы, и тесты ДНК, и куча всего прочего интересного. Можно найти все что угодно, пожалуй. Если цель поставить. А здесь — только бабки повивальные, что надвое говорят. То ли было, то ли нет, то ли снилось, то ли бред…
— Что болезни? — Продолжил расспрашивать уже с приличной долей скептицизма.
— Пани выглядит здоровой. — Он пожал плечами. Замер, мялся. — Признаков какой хвори нет. Ни на что не жалуется, в плане физического состояния.
— Что-то еще, старик? Вижу, что-то сказать хочешь.
— Да расспрашивала она меня о тебе. — Он глаза в землю опустил, говорил тихо, как-то неуверенно.
Ага, значит, интересуется.
Понятно, ведь от меня ее жизнь зависит в полной мере. Захочу — на сук или на кол. А захочу и в жены возьму. Вот она и пытается первого избежать, а ко второму, судя по имеющемуся опыту — подвести. Мнит себя, как там писано было в исторических документах — Императрицей. Так-то, в целом оно более или менее верно, только вывернется это в реальной истории боком.
А здесь?
Поглядим, может, польза какая будет.
— Что еще говорила?
— Просила меня к тебе с просьбой обратиться, чтобы ей нянек ее троих вернули, как войско князя Трубецкого прибудет. Они там остались, в обозе. Она одна соизволила тебе первой предстать, увидеть избавителя от этого хама и колдуна… — Он перекрестился, продолжил. — И в ножки тебе упасть, чтобы о защите просить. О справедливости.
— Чего же не упала? — Усмехнулся я.
Войский опешил. Ответа на вопрос не знал.
— Что еще просила?
— Воды горячей, ванну и, встречи с тобой, чтобы посодействовал.
Ванну! Вот это запросы у шляхтянки. Где же я ей, черт возьми, ее в походе найду. Царский прямо запрос. Не такая уж важная особа, чтобы для нее стараться.
— Ясно, Фрол Семенович. Сказал ей, что я беспокоюсь, и что переживаю о том, что погорячился?
— Да. Ей по нраву это было.
Еще бы.
— Что ты ей еще сказал?
— Так это… Ну о том, что татар ты разбил. Что войско тебя царем, господарем считает. Но сам ты в Москву идешь Собор Земский собирать. Все это знают. — Он бороду погладил, добавил. — Еще спрашивала, есть ли жена у тебя или…
— Или? — Я понимал, к чему клонит старик и зачем Мнишек эти сведения.
— Женщина какая подле тебя есть, или нет.
— И что?
— Так нет никого. Так и сказал. — Он опять краснеть начал.
Вроде человек пожилой, а от таких дел себя ведет, будто юнец. Как он ее осматривал сейчас и раньше то? Как людей лечил? Неужто только мужиков? Или… Это он предо мной, господарем своим, как складывается, смущается?
Ладно. Это все мелочи. Предстоит мне тяжелый разговор с этой хитрющей девкой.
— Молодец. Все верно сделал.
Я распорядился, чтобы, как только обоз мой подойдет этого иуду, упыря, бывшего Дмитрия сюда под утроенной охраной привели. Постучали в избу и сообщили о прибытии. Надо было как-то создать ложное впечатление о себе у этой барышни, а потом расставить все точки над i.
Вздохнул, настроился, махнул Войскому, и вдвоем мы вошли.
Внутри было достаточно темно. Изба уже привычная, что топилась по черному и имела всего несколько маленьких окошек у высокого потолка. Убранство было очень простым. Земляной пол, голые стены, печка — очаг, напротив входа. Слева женский угол с местом для готовки и какой-то посудой. Справа — красный. Там полочка для лампадки была. Иконы, как вещи дорогой, конечно же не было. Даже если имелась она здесь раньше, ушедшие в Тулу жители непременно прихватили ее с собой.
По центру стол и две лавки. У двери справа место главы семьи. Видно было, что сундук там стоял, только вытащили его, когда бежали.