Веточку разбудил не привычно-назойливый звон будильника, а переливчатая трель дверного звонка. Она выскочила в коридор в одних трусиках, но остановилась на полпути, вспомнив многочисленные и всегда внезапные появления Максима, и вернулась в комнату. Накинула халат, зевнула, выругалась. Если этот зануда решился разбудить ее в семь часов утра, она не раздумывая придушит его. Полная негодования и решимости разделаться с назойливым поклонником, Веточка распахнула дверь.
На пороге стояла симпатичная женщина средних лет. На ней было дорогое пальто, под которым угадывались очертания стройной не по летам фигуры, кокетливая шляпка, у ног женщины стоял огромный, пузатый чемодан. Несмотря на раннее утро, лицо гостьи украшал умелый, хоть и немного вызывающий макияж.
— Ба! — только и выдохнула изумленная Веточка.
— Наверное, ты собираешься обнять свою старушку? — полувопросительно произнесла Тамара Ивановна, в ее зеленых, молодых глазах плескалась ласковая насмешка и тщательно скрываемое беспокойство.
— Ты откуда? Надолго? — затарахтела внучка, затаскивая «старушку» в квартиру.
— Если ты в состоянии оценить вес моего чемодана, можешь произвести несложные расчеты и сама понять, надолго ли я собираюсь тебя обременить своим присутствием.
Веточка молча и восхищенно уставилась на Тамару Ивановну. Казалось, эта женщина с годами нисколько не менялась. Фантазия и неуемная энергия били в ней через край, ее авантюризм не раз давал повод для сплетен и пересудов, а манера общения вызывала одновременно уважение и насмешку. В молодости Тома была некрасива, ее и сейчас нельзя было назвать даже симпатичной, но с юных лет она сохранила необыкновенное обаяние, оптимизм и привычку говорить обо всем и сразу в глаза собеседнику. От чего не удержалась и сейчас.
— Выглядишь, как на грани климакса, — сообщила она внучке, — витамины пьешь? Надо просто больше жрать, пардон, кушать. Мясо, овощи, вино пей! Где у тебя ванная? Да, неплохо, неплохо, посиди-ка со мной, пока я принимаю душ.
Веточка послушно принесла табуретку из кухни и уселась, наблюдая, как бабушка без стеснения раздевается и залезает под воду.
— Это кайф! — донеслось вскоре из-за занавески. — Потри-ка мне спинку.
Кожа у Тамары Ивановны была розоватая и свежая. Веточке стало стыдно за свои угри и прыщики по всему телу. Не говоря уже о кислом выражении, не сходящем с ее лица последнее время.
— Ничего, вот сейчас кофейку дербулызним, и все образуется, — словно услышав ее мысли, размечталась бабушка, — там, из сумки, полотенце мне подай. Хорошо-то как!
Уже через минуту они сидели на кухне, глядя друг на друга. Одна — совсем юная, сонная еще, вялая, но готовая к радостным переменам. Другая — проницательная, опытная, стремительно ворвавшаяся в эту замшелую квартиру, где сами стены, казалось, уже истосковались по свежему ветерку.
Веточка выставила на стол все, что нашлось в холодильнике. И в ожидании уставилась на Тамару Ивановну, которая азартно накинулась на еду.
— Ба, ну рассказывай, какими судьбами?
— Как это — какими? Ты же сама меня просила.
— Я?! — Брови Веточки от изумления взметнулись вверх, словно пара быстрых ласточек.
— Ну, — Тамара Ивановна кивнула, с энтузиазмом продолжая жевать, — ты ведь письмо написала.
— Да там ничего такого и не было, — задумчиво отозвалась внучка.
Бабушка бросила на нее лукавый взгляд и снисходительно вздохнула.
— Ничего такого и не надо, еще не хватало, чтобы ты мне все разжевала и в рот положила, — Тамара Ивановна даже нахмурилась от такой перспективы, — нет уж, я сама пока соображаю.
— Да, ты у меня молодец, — восхищенно глядя на бабку, согласилась Веточка.
— Ну а теперь начинай разжевывать, — неожиданно услышала она в ответ, — прямо с того момента, когда вы с Максимом Сергеевичем от меня уехали.
Собравшись с силами, Веточка подчинилась. Она и не предполагала, что так трудно будет передать словами то, что с ней произошло за последние полгода. Конечно, разные кусочки ее жизни стали достоянием общественности благодаря дотошным журналистам, кое-что она сама рассказывала тренеру или Кире. Многое успел узнать о ней и Лерка. Но никому она не доверила все целиком — свои страхи, надежды, мечты, свою обиду и боль, поражения и победы. Да, Вета и сейчас раскрылась не полностью, но впервые она вслух проговаривала многое из того, что последнее время ее угнетало и мучило. История первой любви, которая так банально, так скучно завершилась. Назойливый тип, в котором не осталось ничего от прежнего, любимого, порожденного юной мечтательной душой. Маленькое предательство недоверчивой Киры. Мимолетное счастье с балериком. Учеба, тренировки, больница. Начав рассказывать, Веточка не смогла удержаться от плаксивого, жалобного, а порой просто истеричного тона. Но вскоре она успокоилась и, взглянув на все происходящее со стороны, поняла, что никогда уже не вернется к прежним обидам и самоедству. В конце концов, ничего непоправимого не случилось. Да, ей было плохо и муторно, она по чистой случайности или из-за чьего-то злого умысла потеряла отличный шанс стать чемпионкой, кучу времени и доверие многих людей. Но она еще выйдет на ковер, чтобы показать всему миру совершенство движений и прелесть импровизации. Но, что такое время по сравнению с вечным стремлением ввысь, что такое минуты и дни, когда есть мгновения счастья? А насчет доверия Веточка вполне справедливо решила, что никому и ничего не станет доказывать. Есть люди, которые будут верить ей всегда, только потому, что знают ее, или только потому, что им так нравится. Остальные пусть думают, что хотят.
Веточка говорила, говорила, одновременно взвешивая каждый свой поступок и заново переживая все до мелочей. Да, если бы сейчас представился шанс, она, пожалуй, многое изменила бы и прожила совсем по-другому эти месяцы. Возможно, ей следовало быть внимательнее к Максу, жестче относиться к самой себе. Наверное, стоило больше времени проводить с Кирой, попытаться найти общий язык с родителями, которые просто изнервничались, издергались из-за ее непонятной жизни. Но это была ее жизнь, только ее. Именно поэтому она не жалела сейчас ни о чем. Все, что случилось, что случается или случится еще с Елизаветой Титовой, касается исключительно ее. А кто был так или иначе втянут в орбиту ее жизни, самостоятельно разберется с этим. Вот в чем заключалась справедливость для нынешней Веточки. Каждый борется сам за себя. Каждый исправляет ошибки только в своей тетради. Странно, что она успела так много понять за несколько минут, пока рассказывала бабушке обо всем.
— Ну что ж, а теперь давай-ка прогуляемся, — спокойно предложила Тамара Ивановна, словно ничего не случилось, и в маленькой кухне не отзвучали только что последние аккорды любовной истории.
Веточка согласно кивнула, благодарная бабушке до глубины души. Именно такой слушатель нужен был сейчас девушке, тот, который воздержится от комментариев, от собственной оценки, просто даст выговориться и не станет при этом равнодушно ковырять в носу.
— Ну а как там мадам Титова поживает? — Светским тоном осведомилась бабушка, когда они с Веточкой вышли к замерзшей реке.
— Нормально. У мамы всегда все нормально.
Тамара Ивановна внимательно и строго взглянула на внучку.
— Ты думаешь, что ссора с тобой для нее ничего не значит?
Веточка промолчала, делая вид, что любуется солнечными бликами на тонкой корочке льда.
— Стало быть, и для тебя разрыв с матерью пустячное дело, — грустно констатировала бабушка, не дождавшись ответа.
— Совсем нет, — нехотя призналась Вета, — но я же тебе рассказывала, что произошло. Они буквально выгнали меня.
— Ты сама-то веришь в это?
Вета пожала плечами, задумчиво глядя вдаль. Она понимала, что Тамара Ивановна неспроста затеяла этот разговор. Между мамой и бабушкой тоже были разногласия, которые до сих пор мешали им нормально общаться. Видимо, бабушка ужасно боялась, что с Веточкой случится то же самое.