Перед самым выступлением Вету пытались снять с соревнований за нарушение допинг-контроля. Но тренеру удалось доказать, что лекарство, обнаруженное у нее в крови, не запрещается принимать гимнастам. Это были просто витамины, но если бы у Веты нашлось время подумать о чем-то другом, кроме Алексея Тобольского, она бы очень удивилась тому обстоятельству, что и витамины попали в ее организм. Ведь она никогда не принимала никаких таблеток: еще мама Вера приучила ее бороться с недомоганиями народными средствами. Попить чайку с медом, расслабиться, полюбоваться на пейзаж за окном. Витаминов быть не должно, это химия, и как эта химия оказалась в крови девушки, оставалось загадкой.
— Тебя снова кто-то пытается подставить, — высказал свое опасение Борис Аркадьевич.
— Макс? — деловито уточнила Вета, не особо задумываясь.
— А кто же еще! Я уверен, что он. Наверное, не может успокоиться, что ты до сих пор торчишь на ковре.
— Черт с ним, а вообще-то я не стала бы так категорично его обвинять. Может быть, все это просто роковые совпадения…
Тренер нахмурился:
— Ну, конечно. Тогда я просто-напросто китайский летчик.
— Не смешно, — сказала Вета, но улыбнулась, — на китайца у нас больше похожа Кирюшка. Такая же хитрющая и умная.
— Да уж, — ухмыльнулся Борис Аркадьевич, — этого не отнять. Не понимаю, как ей удалось уговорить меня взять ее с собой, и это после того, что случилось в Париже!
Кире действительно удалось поехать вместе с подругой и на этот раз. Правда, теперь никто не подпускал ее к рукам-ногам гимнастки ближе чем на полметра. Кира считалась хорошим методистом лечебной физкультуры, но как медсестра «скорой помощи» явно не удалась. Веточка постоянно подначивала ее по этому поводу, но подруга была слишком поглощена царившими вокруг закулисными интригами спортсменов.
— Увидишь, тебе здесь повезет, — на все подколы Веты бормотала она, словно медитировала или колдовала.
— Конечно, если только ты снова не покалечишь меня, — усмехалась Веточка.
В день соревнований позвонила бабушка, которая осталась гостить у Ларисы Евгеньевны. Пожелав внучке удачи, она нерешительно призналась, что Встречалась с ее родителями.
— Может, и не надо тебе этого сейчас говорить, — с непривычной робостью сказала Тамара Ивановна, — но они за тебя очень переживают, передают привет. Просто помни это, хорошо?
— Хорошо, ба, — покладисто ответила Веточка, чувствуя, как по всему телу разливается благодатное тепло.
Возможно, скоро, очень скоро она сможет снова войти в родительский дом, не мучаясь угрызениями совести и не пряча от стыда глаза в пол. А сейчас ей всего-навсего сообщили о том, что мама с папой по-прежнему любят ее. Это нормально, ничего особенного, но нервы у Веты были на пределе, разговор с бабушкой только подлил масла в огонь. Вета уже не понимала, где находится и зачем она здесь, хотелось убежать и спрятаться от любопытных глаз, всплакнуть где-нибудь в укромном уголке. И вообще хотелось, как все нормальные девчонки, ходить в институт, на тусовки, дергаться под оголтелую музыку на дискотеках… И еще — очень хотелось завести щенка. Или ребенка?…
— Веточка! — в самое ухо заорал Борис Аркадьевич. — Иди, иди же!
Она подняла на него умоляющие глаза.
— Я не могу. — Вместо слов с губ слетел только невнятный шорох, будто ветер закружил осенние листья.
— Иди! Ты должна!
— Не могу, не могу, не могу.
Она заколотила кулачками в грудь Бориса Аркадьевича. Тяжелые слои туши вместе со слезами текли по румяным щекам. Волосы, аккуратно забранные под ажурный платок, растрепались.
— Вета, послушай меня. — Тренер жестко перехватил ее ладони. — Ты должна выйти и показать им всем. У тебя получится. Только сделай шаг, пожалуйста, сделай шаг!
— Борис Аркадьевич, вам бы только психологом работать, — возникла из ниоткуда Кира, — давай, подружка, поторопись.
— Оставьте меня! — рявкнула та.
Ее фамилию повторили в третий раз, вокруг суетились какие-то люди, ободряющий хохот Киры был похож на жуткий звук железа по стеклу.
Зал ждал, он всегда ждал, и Вета еще ни разу не подводила его так, как сейчас. Она боялась всему залу, всему миру показать свое истинное лицо, себя такую, какая она есть — без прикрас, без грима, без фантазии, без вымысла. Ей стало страшно. А кому бы не стало?
Но… Сначала она краем глаза уловила это движение, совершенно обыденный жест, которым мужчина в первом ряду справа нервно взлохматил свои волосы. Белокурые волосы. Веточка разворачивалась к залу целую вечность, и, наконец, когда ей казалось, что уже вся жизнь кончена, она встала лицом к зрителям. И увидела далеко-далеко голубые, родные глаза.
Алеша Забродин смотрел на нее в упор, и, машинально отирая рукавом костюма слезы, Веточка шагнула к выходу.
— Пошла. Пошла, — прошелестело вслед.
Она не пошла, она сразу взлетела. Взлетела, не теряя взглядом его глаз, не отпуская их ни на секунду, ни на миг. Боль, страх, обида — все исчезло. Только небо в его глазах, те небеса, которые приняли ее сейчас легко и радостно, и она видела это, чувствовала. Во всем теле не осталось ни малейшей неловкости, ни одной лишней впадинки, ни единого бессмысленного движения. Все было в самый раз, будто его взгляд, такой родной и такой новый сейчас, пришелся ей впору без предварительной примерки. И для этих глаз она летала, кружилась, танцевала, взмывала и стремительно падала вниз, чтобы вновь подняться. Не было зрителей, не было тренера за спиной, ни Киры, ни бабушкиного звонка, ни соревнований. Казалось, весь мир рухнул в тартарары, растворился в горячем воздухе, который окутывал их тела. Сотни, тысячи жизней прожила Вета в эти мгновения и свою земную единственную жизнь готова была отдать, чтобы они никогда не кончались.
С ковра ее увел Борис Аркадьевич: измотанная, с безумными глазами, она просидела на скамье среди остальных гимнасток все оставшееся время до объявления результатов. И вдруг что-то взбрело ей в голову, Веточка рванула в сторону трибун, этого огромного импровизированного зала вокруг арены, на которой только что состоялась главная битва ее жизни.
— Вета! Вета, милая, что стряслось? Ты можешь объяснить по-человечески, что происходит?
Она вырывалась из рук тренера яростно и молча, но силы были не равны, и Веточка не выдержала, осела в его руках.
— Он уйдет, он уйдет! Пустите меня, я должна…
— Кто? Ты с ума сошла, кого ты увидела там?
Она заплакала, беспомощно и беззвучно, прильнув к груди Руденко с таким жалким вздохом, что он содрогнулся.
— Бедная, бедная девочка. — Тренер гладил ее по голове, уже не пытаясь понять, что происходит. Подошла Кира, и как он ни показывал знаками, что ей лучше сейчас не вмешиваться, девушка не двинулась с места, наблюдая за ними.
— Это Макс ее напугал? — спросила она.
— Какой Макс, чего ты несешь! — зашипел Борис Аркадьевич. — Она увидела этого, журналиста своего. По-моему.
Руденко пожал плечами, демонстрируя свою полную растерянность.
— Какого журналиста? — фыркнула Кира. — Она его что, с ковра углядела? Не может быть.
— Я его видела, — вдруг спокойно сказала Вета, отрываясь от тренера и глядя подруге в глаза, — а вот Макса здесь не может быть, это точно. С чего ты взяла, что это он меня напугал?
Кира замешкалась на секунду, будто что-то прикидывая в уме:
— Максим здесь, приехал посмотреть на тебя. Я думала, он каким-то образом и сюда проник, решил поговорить с тобой.
— Ты почему сразу не сказала? — накинулся на нее Борис Аркадьевич. — Ты представляешь, если бы он ей нервы пришел трепать перед выступлением? Ну и ну!
— Сейчас-то чего дергаться? — Кира развела руками. — Не было его, значит, и не придет. Не мучайтесь.
— Почему ты не сказала? — все так же спокойно спросила Вета, и это ледяное спокойствие могло свести с ума кого угодно.
Кира, не отвечая, сделала шаг в сторону и, бросая на подругу странные взгляды, быстро исчезла в раздевалке.