— Обязательно. Только не нас, а тебя, ты ведь теперь звезда. — Максим залюбовался, как грациозно она поднялась с кровати, подошла к окну.
— Я серьезно, — она обернулась к нему, — представляю, что подумает мама Вера, не найдя меня в номере у девочек.
— Да-да. А как преподнесут этот вопиющий факт журналисты!
— Тебе смешно? Я просто не знаю, что делать…
Макс двумя шагами пересек комнату и обнял Веточку.
— Знаешь. Прежде всего, вот это, — он поцеловал ее еще сонные губы, — и вот это, — он поцеловал одну розовую щечку, следом — другую. — А потом это, — его губы коснулись ее груди.
— Максим…
— Маленькая моя, не волнуйся, все будет хорошо. Все будет просто прекрасно. — Он уже не мог остановиться.
День прошел в скомканных простынях и скомканных разговорах. Они допили вино, выкурили бешеное количество сигарет, несколько раз заказывали пиццу, куриные ножки, запеченные в сыре, и другую вкуснятину. Потом отправили записку в номер тренера, в которой Веточка написала, что гуляет по Лондону, обещала приехать сразу в аэропорт и просила не беспокоиться.
К вечеру Макс спустился вниз разузнать обстановку. Он принес кучу газет и какие-то неизвестные бирюзовые, почти зеленые цветы.
— Смотри, они похожи на твои глаза.
— Скорее на перезревший кактус, — хихикнула Веточка.
— Разве кактусы перезревают? Ты такая смешная. Вот здесь, на фотографиях, тебе вполне можно дать двадцать пять. — Он протянул ей газету. — Мало кто знает, какой ты еще ребенок.
— Вот еще! — фыркнула она. — Ты знаешь английский? То-то, будешь дразниться, я ни фига не переведу. Тебе интересно?
— Безумно, — признался Макс.
— Так, так. Отлично. Здорово. Супер!
— Да? Это все, что о тебе пишут? Англоязычные журналисты, стало быть, обладают довольно скудной лексикой.
— Нет, это мои комментарии. Слушай. — Она почти дословно перевела несколько текстов, в которых нахваливали ее технику и нетрадиционный подход к созданию образа, выражали надежду на дальнейшие достижения в мире спорта, перечисляли более ранние, несущественные победы. — Макс, разве бывают несущественные победы?
— В Англии, наверное, бывают.
— Ты хорошо знаешь Англию? Расскажи мне об этой стране.
— Я бывал здесь пару раз и так же, как и ты, ни черта не успел посмотреть. Даже Биг-Бен. Но это не беда, мы с тобой обязательно выберемся в кругосветное путешествие. Когда я стану совсем старым и ты будешь возить меня в инвалидном кресле и укрывать мне ноги английским пледом.
— Хм, путешественник в инвалидном кресле, это что-то новенькое!
— Ладно, поедем раньше. Вот ты выступишь еще разочек на золото, бросишь гимнастику, мы купим огромный джип с биотуалетом, холодильником и диваном и станем вечными странниками.
— Ага. Только гимнастику я никогда не брошу, — серьезно сказала Веточка.
Максим склонился над ее лицом и хрипло попросил:
— Меня тоже никогда не бросай, обещаешь?
Затренькал его телефон.
— Привет. Она как раз здесь. Это Кира. — Он протянул трубку Веточке.
— Господи! — выдохнула та. — Какая я скотина, я совсем забыла о ней.
— Привет, звезда мирового спорта, — раздался веселый голос подруги.
— Здравствуй, Кирюшка, ты извини, пожалуйста…
— Да перестань, я все понимаю, я же знаю, как тяжело вырваться на свободу после выигрыша в чемпионате. Наверное, журналисты замучили? Да еще мама Вера с девочками, да?
— Ну да, — мучительно краснея, промямлила Вета.
— Вот я и решила позвонить Максиму Сергеевичу, вызнать, как да что, а он говорит, сейчас тебя саму позовет. Здорово, что ты рядом оказалась, а то бы еще сто лет не поговорили.
— Точно. — Веточка, соображала, как бы объяснить подруге, что она делает поздним вечером в номере у хореографа.
— Вы, наверное, еще отмечаете? Ты смотри, много не пей, — шутливо посоветовала Кира, — передавай маме Вере привет, ладно? Или, может быть, дашь ей трубочку, я сама?
— Э… А она сейчас вышла. Не бойся, я передам, что ты звонила.
— Мой Славик шлет тебе пламенный привет и поздравления. Он только что ушел, хорошо, что в больнице такой строгий режим, иначе этот ревнивец и ночевал бы здесь. Слушай, вы с Максимом все так же играете в гляделки? Или ты нашла кого-то поинтереснее? Говорят, среди англичан есть потрясающие красавцы.
— Не знаю, Кира, — пробормотала Веточка, сгорая от желания прекратить разговор, — лучше поболтаем об этом потом.
— Ладушки. Жан тебе тоже кланяется.
— Жан?!
— Ну да, мсье Лаверзье. Ему-то нипочем режимы, подкинул пару сотен дежурной и сидит сейчас у меня в ногах. То есть конкретно сейчас он вышел покурить, а я решила воспользоваться его телефоном. А вообще он уже четвертую ночь меня опекает. Все боится, что я покончу с собой из-за того, что пропустила турнир.
— А ты? — осторожно спросила Вета.
— Если ты имеешь в виду Жана, то я даже рада, что он меня развлекает. А что касается чемпионата, мне, конечно, ужасно жаль. Выступила вместо меня какая-то чувырла в красном купальнике и получила ни за что ни про что золотую медаль!
Обе понимали, что это шутка. Однако какая-то горечь прорывалась в Кирином голосе.
— На самом деле, ты была что надо!
— Спасибо, Кирюха. — Чувствуя, что сейчас расплачется, Вета быстренько попрощалась и уткнулась в подушку.
Макс развеселил ее, станцевав голышом канкан, и непонятные угрызения совести почти перестали терзать чемпионку.
…Вера Александровна задумчиво наблюдала, как Кира работает с обручем. Наконец не выдержала, окликнула ее и жестом пригласила в тренерскую.
— Я смотрю, ты почти пришла в норму, — издалека начала мама Вера.
Кира только кивнула. Она понимала, что ей еще многое предстоит сделать, прежде чем ее мастерство вернется на прежний уровень — слишком долго она не тренировалась.
— Как там Веточка? Она последнее время совсем не появляется на тренировках.
— Максим добыл для нее какой-то потрясающе выгодный контракт, они недавно уехали в Гавану, — внесла ясность Кира, хотя и она немногое знала о жизни подруги: обрывочные сведения она получала от Веточкиных родителей, с ней же только изредка перезванивалась. Почему-то обе при этом испытывали неловкость. К тому же Кира, как и многие, не одобряла роман подруги с хореографом и не могла долго выслушивать, какой Макс замечательный и прекрасный. Ей было неприятно представлять свою Веточку — порывистую, нежную, ребячливую — в объятиях взрослого мужчины. Наверное, Кира просто ревновала. Хотя родители Веты тоже разделяли Кирину неприязнь к Максиму, несмотря на его обаяние, опыт и многочисленные попытки понравиться им. Александр Ильич вообще иначе как Гумбертом его не называл. Хотя Веточка вышла из возраста нимфеток, все же между ней и Максом была почти двадцатилетняя разница. Она и сама была поражена, узнав об этом. Вета не предполагала, что красавцу Максиму, ее Максиму с такой трогательной ямочкой на подбородке, ее Максиму, который обожал детские развлечения вроде комнаты страха или русских горок, который самозабвенно танцевал по утрам голышом и мог запросто на центральной улице города полезть к ней целоваться, скоро стукнет тридцать шесть. Но удивление Веты очень быстро сменилось нежностью и уважением к этому взрослому человеку, оставившему в сердце место для детства. Она все сильнее и сильнее любила его, но иногда ныло сердце оттого, что близкие не хотели разделить ее счастье. Даже бабушка, свободная от предрассудков, почему-то настороженно отнеслась к Максиму. Когда они гостили у Тамары Ивановны, все время чувствовалась какая-то напряженность и скованность. И теперь Веточка уже совсем смирилась с тем, что, обретя любовь, она потеряла многое в отношениях с родными и друзьями.
Ничего этого не знала Кира, жалея только, что связь с подругой почти прервалась.
— Как твой француз? Все допекает? — почти игриво продолжила разговор тренер.
— Версанна, я же вижу, вы не об этом хотели поговорить, — поняла Кира и вздохнула: — Давайте начистоту.