– А… дети?
– Насчёт детей к вам неонатолог спустится, как закончит с ними. Мы собрали пуповинную кровь, всё сделано, я сейчас позвоню в гематологическое отделение.
Я не позволяю себе выдохнуть. Не сейчас. Сначала мне нужно убедиться, что со всеми, кого я люблю, будет всё в порядке.
Предстоит многое сделать.
Дожидаясь неонатолога, звоню своему начальнику безопасности. Он докладывает, что Романа снова заключили под стражу, и теперь ему уже не вывернуться. Нападение на беременную женщину, в дополнение ко всему остальному, отправит его в тюрьму не меньше, чем на десять лет.
Нужно будет отблагодарить Ираиду Степановну, мелькает мысль в голове. Счастье, что я тогда дал ей свой номер, и что она его не потеряла.
Явившийся наконец детский врач объясняет, что несколько недель дети будут в кувезах, но состояние стабильное, так что если не случится никаких форс-мажоров, всё будет в порядке.
Мне даже позволяют увидеть малышей, правда, только через стекло. Невольно слёзы наворачиваются на глаза, а дыхание перехватывает от того, насколько они крошечные. Соню тоже удаётся увидеть, но только на минуту. Ближайшие сутки она будет под препаратами и без сознания.
Я возвращаюсь к Маше и Мише в другое отделение. Приходится успокаивать плачущих детей, которые, естественно, испугались, когда проснулись и не обнаружили рядом ни мамы, ни папы. Похоже, на ближайший месяц я переселяюсь в больницу.
Отдаю распоряжения всем своим заместителям, извещаю совет директоров и управляющих головными отелями. Следующие несколько недель им придётся обходиться без меня. Что ж, прекрасная возможность. По результатам можно будет почистить штат от тех, кто ничерта не делает, и повысить тех, кому вынужденная самостоятельность пошла на пользу.
– Глеб Евгеньевич, – на следующее утро ко мне заглядывает гематолог. – Мы провели тесты на совместимость. Образцы крови подходят идеально. Я даже в каком-то смысле удивлён…
– Почему? – отвлекаюсь от детей, которым помогаю завтракать.
– Такие результаты были бы естественны, если бы они все были родными братьями и сёстрами, – врач смотрит на меня с любопытством. – Мне известны требования протоколов суррогатного материнства. Вы уверены, что яйцеклетки принадлежали не Софье?
– Я не знаю, – растерянно пожимаю плечами. – Наш репродуктолог говорил что-то о какой-то ошибке, но… это же запрещено, насколько мне известно? Использовать яйцеклетку сурмамы?
– С таким вопросом лучше к вашему врачу, – качает головой гематолог. – Ну и вы всегда можете просто сделать ДНК-тест. Самый простой вариант.
Спустя два дня я вскрываю конверт с результатом. И улыбаюсь, глядя на заключение.
Софья
Сознание возвращается медленно. Веки словно начинают пропускать солнечный свет, и я слабо морщусь от того, насколько он яркий.
Приоткрываю глаза и, привыкнув к освещению, с трудом осматриваюсь, не поднимая головы – почему-то мне кажется, что я и не смогу сейчас это сделать.
Куча каких-то приборов. Одни еле слышно пищат, другие мигают. Третьи… чёрт их знает, за что они отвечают. В памяти всплывают последние события, которые я застала «в сознании».
Роман. Подстерёгший меня возле дома и собирающийся увезти, чтобы шантажировать мной Глеба. Хорошо, что мне хватило соображения упасть на землю и сжаться – попробуй-ка подними тяжёлую беременную женщину в такой позе. И хорошо, что Илья отказался помогать. Интересно, его тоже шантажировали или другим каким-то способом заставили?
Потом роды. Боль, разрывающая низ живота и поясницу, знакомая с прошлого раза, но какая-то другая. И отчаянные глаза Глеба – последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание.
Где мои дети? То есть… это же его дети. Но и мои тоже! С ними всё в порядке?! А с Машей и Мишей? Сколько я вообще пролежала здесь?
Вопросы-вопросы, и никого нет, чтобы их задать.
Стоит подумать об этом, как заходит медсестра.
– С возвращением, – женщина в возрасте тепло мне улыбается.
– Дети… – шепчу с усилием.
– С ними всё хорошо, они под наблюдением, – кивает медсестра. – Так, волноваться нам нельзя, поэтому лежим смирно! Иначе снова снотворное вам введу.
– Не надо снотворное, – прошу тихо. – А… Глеб? Отец… детей?
– Я передам ему, что вы очнулись, – женщина проверяет все показания, что-то делает, потом снова уходит.
А я, почувствовав, что силы кончились, быстро засыпаю.
Следующее пробуждение оказывается более приятным.
– Соня, – слышу негромкое, – солнышко моё, любимая…
Глеб выглядит так, словно не спал неделю. Под глазами залегли тени, лицо осунулось, гладко выбритые щёки впали, резче обозначились скулы.
– Всё хорошо, Сонечка, – осторожно поднимает мою руку, целует пальцы.
– Как дети? – спрашиваю сразу.
– Младшие в кувезах, под наблюдением. С ними всё в норме, – на глаза у меня наворачиваются слёзы. – Мишка с Машулей здесь, в больнице. Лечение идёт, моя хорошая. Им сейчас тяжело, но мы справляемся… кровь идеально подошла, – улыбается мне. – Всё будет сделано, как надо.
– Как ты?
Мне больно от того, что он остался один на один с огромным количеством проблем. Пятеро… и все в больнице. Глеб, наверное, разрывается между нами…
– Со мной всё в порядке, милая, даже не думай переживать, – он прижимает мою ладонь к своей щеке. – Главное, что ты пришла в себя и поправляешься. Дети у нас тоже сильные, мы со всем справимся!
Глава 38
И мы справляемся!
Больше всех достаётся, конечно, самому Глебу. Он больше месяца живёт, переходя из одного отделения клиники в другое. Меня выписывают через три с лишним недели, раньше всех. Глеб перевозит меня в отель, в котором я ещё совсем недавно работала. Но сидеть всё время в номере или на летней веранде гостиничного ресторана я не могу, хоть он и просит меня поберечься.
В итоге всё равно я настаиваю на том, чтобы приходить в больницу, и провожу время поровну с Машей и Мишей и с малышами, которых ношу на руках по очереди, привыкая к тому, какие они лёгонькие. Странно, но мне даже в голову не приходит, что по крови они родные только Глебу. Нет, я их выносила, родила – они самые настоящие мои дети !
С именами мы мучаемся долго. В конце концов