Николай побледнел так резко, словно из него выкачали всю кровь. Казалось, он вот-вот упадёт.
— Коля, — я положил руку ему на плечо, чувствуя, как оно дрожит. — Я посмотрю, что можно сделать.
Он поднял на меня глаза, полные мольбы и отчаяния.
— Спасите её, господин. Она же совсем ребёнок. У неё вся жизнь впереди.
— Я поговорю с врачами, — сказал я, направляясь к двустворчатым дверям операционного блока.
— Туда нельзя! — окликнула меня молодая медсестра, сидевшая за небольшой стойкой. — Идёт операция!
Я обернулся, и она осеклась, узнав меня.
— Господин Орлов! Простите, я не…
— Всё в порядке, — кивнул я ей. — Подготовьте мне стерильную одежду. Я буду ассистировать.
Девушка удивлённо моргнула, но возражать не стала. Она быстро поднялась и открыла шкаф, извлекая оттуда комплект одноразовой операционной одежды.
Ирина Леонтьевна подошла ко мне, пока я переодевался.
— Кирилл Дмитриевич, — её голос звучал тихо, почти умоляюще. — Я знаю, вы можете больше, чем обычные врачи.
Я только кивнул, надевая стерильную маску.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
Операционная встретила меня яркими люминесцентными лампами и звуками работающего оборудования. Хирургическая бригада из пяти человек окружала стол, где лежала маленькая фигурка, почти полностью скрытая под зелёным операционным бельём.
— Кто разрешил? — резко обернулся высокий хирург с усталыми глазами над маской. Он замер, узнав меня. — Господин Орлов? Что вы здесь делаете?
— Я пришёл помочь, доктор Лебедев, — ответил я, подходя ближе. — Как пациентка?
Лебедев бросил быстрый взгляд на мониторы жизненных показателей.
— Стабилизировали, но состояние критическое, — ответил он. — Компрессионный перелом позвонка с повреждением спинномозгового канала. Осложнённый гнойным воспалением. Мы удалили гной, но повреждения нервных волокон…
Он не договорил, но его взгляд сказал всё. Прогноз неутешительный.
— Можно взглянуть? — я указал на операционное поле.
Лебедев помедлил, но затем кивнул и немного отступил, давая мне пространство. Я подошёл к столу, глядя на лицо девочки — бледное, осунувшееся, с синими кругами под глазами. Её русые волосы были спрятаны под одноразовую шапочку, а дыхательная трубка во рту выглядела неестественно большой для этого детского лица.
Я осторожно коснулся её руки, чувствуя через перчатку хрупкость костей. Медсестра, стоявшая рядом, молча протянула мне планшет с историей болезни и результатами анализов.
Цифры и графики рассказывали историю запущенной болезни. Высокие показатели воспаления, низкие — иммунитета. Позвоночник деформирован, несколько позвонков смещены. Старые рентгеновские снимки показывали прогрессирующее ухудшение состояния.
— Вы сделали всё правильно, — сказал я, возвращая планшет. — Но этого недостаточно.
Лебедев нахмурился.
— Мы применили самые современные методики, господин Орлов. К сожалению, повреждения настолько обширны…
— Я понимаю, — перебил его я. — И не ставлю под сомнение ваш профессионализм. Но я хочу попробовать кое-что ещё.
Врачи переглянулись. В их глазах читалось недоверие. Я не был дипломированным медиком, всего лишь владельцем клиники. Богатым графом с полезными связями.
— Что именно вы собираетесь делать? — спросил Лебедев.
— Регенеративная терапия с использованием магических потоков, — ответил я. — Наподобие той, что применяют в военных госпиталях для высшего командного состава.
Это была ложь, но правдоподобная. Военные действительно имели засекреченные методики лечения, доступные только элите.
— Мне понадобится полная тишина и ваша ассистенция, — добавил я. — И, пожалуйста, держите показатели её жизненных функций стабильными.
Лебедев колебался лишь мгновение, затем решительно кивнул:
— Хорошо. Что нужно делать?
— Следите за показателями. При любых отклонениях немедленно сообщайте, — я натянул вторую пару хирургических перчаток. — И будьте готовы ввести стимуляторы, если пульс ослабнет.
Врачи расступились, освобождая мне место у операционного стола. Над раной в позвоночнике девочки висели ретракторы, удерживая ткани разведёнными, а в глубине виднелись обнажённые позвонки и воспалённые нервные окончания.
Я глубоко вдохнул, позволяя своему сознанию сосредоточиться. Тысячелетия прошли с тех пор, как я в последний раз занимался целительством, но тело помнило. Пальцы сами расположились над раной, не касаясь тканей, но ощущая их на энергетическом уровне.
Осторожно раскрыл ауру. Магия наполнила меня тягучим теплом, растекаясь от груди к кончикам пальцев. Бесцветное для обычного зрения, для моего внутреннего взора это сияние переливалось всеми оттенками золота и белого.
Начал собирать силу. Медленно. Осторожно. Каналы, перегруженные после недавней встречей с Буковым-Дубининым, ещё не восстановились полностью.
Сначала — диагностика. Мои магические щупальца проникли в тело девочки, просачиваясь между клетками, ощупывая нервные волокна, позвонки, мышцы. Я как будто прочёл целую книгу её жизни.
Воспаление началось не сегодня. Инфекция проникла через микротрещину в одном из позвонков.
— Давление падает, — тихо произнесла анестезиолог. — Сто на шестьдесят.
Я кивнул, не отвлекаясь. Перешёл от диагностики к непосредственному лечению. Магия собралась в кончиках пальцев, энергия уплотнилась.
Сначала — очищение. Тонкие струи энергии потекли в ткани, вымывая остатки гноя, бактерий, токсинов. Каждый миллиметр воспалённых тканей омывался магией, возвращая им природный цвет и эластичность.
— Невероятно, — прошептал кто-то из ассистентов. — Ткани буквально очищаются на глазах.
Я не отвечал, погружённый в процесс. По лбу стекал пот, рубашка под хирургическим костюмом прилипла к телу. Лёгкое головокружение — слишком много энергии тратилось сразу, но это только начало.
Очистив рану, перешёл к самому сложному — восстановлению повреждённых нервных волокон. Здесь требовалась ювелирная точность. Каждая нервная клетка подобна сложнейшему механизму с тысячами соединений.
Закрыл глаза, полностью полагаясь на магическое зрение. В темноте век яснее виделись мерцающие линии нервов, их тонкие ответвления, прерванные воспалением связи. Начал восстанавливать их одну за другой, соединяя разорванные концы, регенерируя повреждённые участки.
— Пульс участился, — сообщила анестезиолог. — Сто двадцать ударов.
— Это нормально, — мой голос звучал глухо. — Тело реагирует на восстановление.
Чувствовал, как тают резервы. Лицо горело, а руки начали подрагивать от напряжения. Но не мог остановиться на половине пути. Магия струилась сквозь меня, питая клетки девочки жизненной силой, заставляя их регенерировать с невероятной скоростью.
Кто-то отёр пот с моего лба. Я благодарно кивнул, не отрываясь от работы.
Самое сложное — восстановление костной ткани. Сломанный позвонок необходимо не просто срастить, но и вернуть ему правильную форму. Здесь требовалась грубая сила, и я вкачивал в заклинание всё больше энергии, ощущая, как каналы расширяются на пределе возможностей.
— Давление стабилизировалось, — донёсся до меня словно сквозь вату голос анестезиолога. — Сто тридцать на восемьдесят.
Хорошо. Девочка крепкая, несмотря на всё перенесённое. Её тело активно сотрудничало с моей магией.
Осторожно выправил позвонок, возвращая ему естественную форму. Подрастил хрящевые прослойки между костями, укрепил связки. Закончив с позвоночником, перешёл к мышцам спины — снял спазмы,