Зоя Федоровна молча поплелась по коридору.
— Что происходит? — осведомился священник, когда Светов вернулся в палату. — Ты его знаешь?
Василий кивнул.
— Потом расскажу. Пока никого за дверью нет, попробую поговорить с Николаем Петровичем.
— Хорошо, — согласился батюшка. — Я на шухере постою. Когда главврач зажигалку принесет, заберу.
«На шухере постою»? Алтарник и предположить не мог, что священник знаком с такой лексикой.
Василий сел на стул около постели и тихо, но четко сказал:
— Буду задавать вопросы, отвечайте кратко — времени мало. Обещаю сделать все возможное, чтобы вас отсюда забрать. Кому можно сообщить, где вы находитесь?
Николай выложил на доске слово: «Никому».
— Не говорить близким, что вы живы?
«Их нет».
— Вы одиноки?
«Да».
— Есть кто-нибудь, кого вы хотите видеть?
«Нет».
— Что с вами случилось?
«Не знаю».
— Где Сергей Федорович?
«Не знаю».
— Он погиб?
«Не знаю».
Василий перешел на «ты».
— Ты как жив остался?
«Не знаю».
— Как сюда попал?
«Не знаю».
— Тебя лечат?
«Лежу».
— Просто лежишь?
«Да».
— Врачи приходят?
«Баба».
— Зоя?
«Да».
— Кто-нибудь дает лекарства, ставит уколы?
«Нет устал спать».
— Хочешь причаститься?
«Да».
Больной сумел проглотить кусочек просфоры и затих.
— Похоже, задремал, — тихо заметил священник. — Пошли!
Выйдя в коридор, мужчины увидели, как к ним спешит медсестра с зажигалкой. Василий покачал головой.
— Ваша начальница оказалась права. К сожалению, больной даже свое имя не смог произнести. Но на кровати висит табличка «Стефан». При нем был документ?
— Нет-нет, это мы его так назвали, — пояснила девушка.
— В честь святого Стефана Первомученика, которого побили камнем за проповедь? — тихо уточнил отец Андрей. — Не самое популярное у нынешних прихожан имя. Михаил, Иоанн, Владимир, Илия, Олег… Не припомню, чтобы младенца мужского пола Стефаном крестил. Да и многие считают святого Стефана католиком. Это имя в Польше популярно, в Германии. Отчего такое выбрали?
— Его к нам в самом конце августа привезли, — пустилась в объяснения медсестра. — Имени нет. Нашли пятнадцатого числа, он лежал на шоссе, похоже, сбили и уехали. Мужчину поместили в обычную больницу, там продержали неделю и к нам перевели. Документов нет, ни имени, ни фамилии не знаем. На шее у него крест висит — значит, православный. Но надо же как-то к человеку обращаться! Полезла в святцы, решила посмотреть, чей праздник пятнадцатого августа. Гляжу — Стефан! День перенесения мощей. Ну, тут уж стало понятно, что быть ему Стефаном, пока не вспомнит, кем на самом деле является.
— Его лечат?
— Он вроде как здоров, — смутилась собеседница отца Андрея. — Анализы хорошие, КТ делали. Странно, но ни одного перелома. А сил нет. Почему? Никто не знает. Но врач предполагает, что сильный стресс так повлиял. В медицине описаны случаи, когда люди от страха или даже радости немели, иногда их даже разбивал паралич. Вероятно, подобное случилось со Стефаном. Но это всего лишь предположение, точно утверждать ничего не можем. И у нас неврологический интернат. В задачи персонала не входят поиск родственников и установление личности. Я бы очень хотела найти кого-то из его близких, но не понимаю, как это сделать.
Глава четвертая
— Ты же его знаешь, — тихо сказал отец Андрей, когда они выехали на шоссе.
— Да, — после короткой паузы ответил Василий. — В церковь, где я раньше был алтарником, ходил бизнесмен Сергей Федорович Акулов. С ним всегда появлялся Николай Петрович. Я сначала считал его охранником, потом понял, что он, похоже, помощник или секретарь. На службе они оба молчали. Когда прихожане шли в трапезную, Николай Петрович никогда к ним не присоединялся, он в автомобиле сидел, ждал Сергея Федоровича. Татуировку я у мужика случайно увидел в Крещение. У нас народ любит в проруби искупаться. Обычно ее пробивал Вадим Григорьевич, прихожанин, здоровенный мужик, спортсмен, но в тот год почему-то он этим делом заняться не смог. Вручили лом мне. Я пошел на реку, стал ковырять железкой лед, духом пал, решил, что и за неделю не справлюсь. Тут, откуда ни возьмись, Николай Петрович. Глянул на меня, хмыкнул, отобрал орудие труда и ловко так все сделал. Пока работал, вспотел, говорит: «Василий, подержите вещи — жалко их в снег кидать». Я удивился, а он живо догола разделся и в прорубь — кувырк! То-то я изумился! А он вылез, рубашкой вытерся, рассмеялся: «Чего так глядишь? Коли «окно» расковырял, надо его первым испробовать!» Я честно сказал: «Вы, пока ломом орудовали, разогрелись, потным в воду кинулись. Нехорошо это для здоровья, заболеете, не дай Господи!» Николай Петрович рукой махнул: «Отец мой меня, дошкольника, утром всегда поднимал в пять. Лето, зима, осень, весна, мороз, жара, дождь, снег, слякоть, ураган, буран, с неба камни падают — все пофигу, у нас кросс по лесу! Жили мы в Подмосковье, отец был полковником. Сначала бегаем, потом в реку прыгаем, — и опять без разницы, дождь, снег, мороз, жара, ураган, лето, зима… В воду — плюх! И проплыть надо было столько, сколько отец велел. Потом гимнастика до шести утра во дворе. Дождь, снег, мороз — все фигня! Так меня родитель выдрессировал, что до сих пор не способен расписание поменять. И я отцу теперь очень благодарен, потому что все вокруг болеют, а я — никогда. Когда в армию в восемнадцать лет призвали, я прямо в санатории оказался — вставать там надо было позже, чем дома. Друзей сразу нашел. Один из них мне татуировку сделал, он на гражданке этим ремеслом хорошо зарабатывал».
Василий замолчал.
— Что же с бедным человеком случилось, — пробормотал отец Андрей, — если он из закаленного здоровяка превратился прямо в тень?..
Василий прервал рассказ и посмотрел на Костина.
— Вот и я о том же подумал. А еще знаю, что Николай Петрович был предан Сергею Федоровичу сильнее, чем собака. Он хозяина любил, уважал, никогда бы его не бросил. Скорее сам бы погиб, чем Акулова подставил.
В комнате повисла тишина, потом ее нарушил Северьянов, наш компьютерный гуру:
— В полицию обратиться не хотите?
Светов потер ладонью затылок.
— Ну… То, что я сейчас скажу, — мои личные размышления. Если бы Акулов умер, то и Николай Петрович тогда тоже оказался бы в могиле. Я вам ранее говорил, что мы с Сергеем Федоровичем порой вместе время проводили. Едем на реку — Николай Петрович за рулем, я рядом на переднем сиденье, а Сергей Федорович сзади. В наши беседы водитель никогда не вмешивался — ну, вроде здесь мужчина, а вроде нет. Я считал его холостым. Может, была женщина, но мы никогда эту тему не обсуждали. Не касались личных тем… Еще вопросы про Акулова: кто занимался похоронами? Где тело