— Здравствуй, Татьяна!
— Здравствуй, Глеб, — ответила она и рассмеялась, — насколько я помню, мы не пили на брудершафт.
— Можем исправить это досадное упущение сегодня же, — ответил он.
— Ты на машине, — улыбнулась она.
— Оставлю на стоянке и доберусь домой на такси.
— Это, конечно, здорово, — снова не удержалась она от улыбки, — только где ты собираешься пить на брудершафт? В музее?
— Пожалуй, не самое подходящее для этого место, — невольно улыбнулся он в ответ, но тут же нашёлся: — Ничто не мешает нам зайти после музея в кафе.
— Зайти в кафе ради глотка шампанского? — метнула она в него лукавый взгляд.
— Кроме шампанского неплохо было бы и поужинать.
— Разве что, — притворно вздохнула она и потупила взор.
— Прошу в машину, госпожа из царского рода Татия, — произнёс он это так высокопарно, что Татьяна прыснула со смеху. Тем не менее приятное тепло разлилось в её груди.
— Цветы в машине, — шепнул он.
— Мне цветы? — она сделала большие глаза.
— Тебе. Вот только не знаю, что лучше — отнести их домой или взять с собой. Вообще-то, они в сосуде с водой.
— Тогда возьмём с собой, — Татьяна не любила возвращаться, но говорить об этом Глебу не стала. Вместо этого сказала: — Хочу, чтобы они были со мной.
— Они в корзине на заднем сиденье.
— Ты сказал — в сосуде.
— Да. В корзине сосуд.
— Я загляну? — спросила она, не дожидаясь ответа, открыла дверь салона и скользнула на заднее сиденье. Сначала хотела перебраться на пассажирское сиденье рядом с водителем, но передумала: — Садись за руль. Я с розами поеду. — Белые розы пахли утончённо и нежно, и ей захотелось как можно дольше вдыхать их аромат.
Глеб сел на место водителя и тронул машину с места.
Глава 11
К удивлению Татьяны, в музее почти не было посетителей. Она подумала, что любителей живописи отпугнули высокие цены на билеты. На постоянные экспозиции, расположенные на втором и третьем этажах художественного музея, они были терпимыми. А на выставленные полотна маринистов оказались заоблачными.
Татьяна невольно подметила, что лицо Глеба, когда расплачивался за билеты, оставалось невозмутимым, на нём не дрогнул ни один мускул. Они отошли от кассы, он галантно предложил ей свою руку и, когда Татьяна приняла её, повёл спутницу в зал. Две стены занимали картины Ивана Айвазовского, и Татьяна сразу же буквально примагнитилась к первой из них. Она словно вошла в картину! Почувствовала себя частью морской стихии. Море и корабли! Как хорошо она понимала художника, душа которого, казалось, была душой моря. Татьяна знала, что великий маринист написал несколько сотен полотен с изображением моря и кораблей, а здесь их было всего ничего. Но и на их просмотр ей потребовалось более полутора часов. Глеб терпеливо стоял рядом, не мешая ей плескаться в воображаемых морских волнах. И она была бесконечно благодарна ему за это.
Потом они перешли к третьей стене, на которой были картины других маринистов, но не подлинники, а искусно написанные копии. Они тоже впечатляли даже искушённых любителей морских пейзажей.
Татьяна, к своему огорчению, даже не подозревала о существовании некоторых из них, поэтому рассматривала полотна с искренним интересом. Среди картин, выставленных на этой выставке, не нашлось ни одного изображения моря, которое бы ей не понравилось.
Например, картина М. А. Алисова «Морской пейзаж» взволновала её до глубины души. Она узнала, что художник родился в девятнадцатом веке, считался лучшим учеником Ивана Айвазовского. Дожил почти до середины двадцатого века и написал множество полотен, посвящённых морю.
Аркадий Рылов жил примерно в это же время, что и Алисов. Но свою картину «В голубом просторе» писал после революции в холодную петербургскую зиму, когда, по воспоминаниям самого художника, в его самоваре замерзала вода, а сам спал под двумя одеялами и шубой. На картине же, написанной в таких тяжёлых условиях, были синее небо и лебеди у воды.
Татьяна любовалась картинами и прислушивалась краем уха к рассказу экскурсовода, который в это время водил по залу группу туристов, приехавших погостить в город на Волге.
Живописец Алексей Боголюбов жил и творил в девятнадцатом веке. На этой выставке была представлена превосходная копия его полотна «Афонское сражение 9 июня 1807 года». Экскурсовод пояснил, что картины этого художника имеют не только художественную, но и историческую ценность.
Выделялось среди картин других художников полотно Ильи Репина — «Какой простор!». Русского классика нельзя назвать маринистом, тем не менее, картина заставляла радостно звучать эмоциональные струны в душе неравнодушного зрителя.
Понравились Татьяне и картины современных художников — Алексея Адамова «У причала» и Георгия Дмитриева «Маяк и солнце». Море на картине последнего завораживало своей подвижностью, создавая иллюзию, что оно вот-вот выйдет на пределы холста.
После выставки Татьяна была настолько переполнена впечатлениями, что долгое время не могла вымолвить ни слова. В салон автомобиля она тоже села молча, на этот раз на пассажирское место рядом с водителем. Глеб не пытался растормошить её, просто время от времени бросал взгляд, любуясь её отрешённым видом. Она физически была рядом с ним, а мысленно всё ещё бродила в зале музея, переключаясь с одной картины на другую и чувствуя себя сопричастной к каждому движению морской стихии, запечатлённой тем или другим художником на своём холсте.
Наконец она выдохнула:
— Глеб, если бы ты знал, как я хочу на море!
— Догадываюсь, — ответил он. — Разве ты никогда не была на море?
— Была в молодости, — и, помолчав, добавила: — Только на северном море, точнее, не Баренцевом.
— Ты ездила туда отдыхать? — без тени улыбки уточнил Глеб.
— Шутишь?
— Нет, — пожал он плечами, — но зачем-то ты туда ездила.
— Я жила в Мурманске.
— Выходит, ты северянка?
— Не совсем. Я уже говорила тебе, что родилась в средней полосе, в сказочном селе Кружевное.
— Вспомнил! Там был замечательный козёл! — обрадованно проговорил Глеб. У него на самом деле вылетел из головы ресторанный рассказ Татьяны.
— Точно, — сказала она, — козёл на моей малой родине был.
Но там совсем не было женихов. И мы с подругой, прослышав, что Мурманск называют городом женихов, недолго думая, махнули туда.
— Удачно махнули? — на этот раз губы Глеба дрогнули в едва заметной улыбке.
— Можно сказать и так, — без особого энтузиазма в голосе ответила она. — Мы вышли замуж за хороших парней, как нам обеим тогда казалось, по большой любви, — Татьяна замолчала.
— На самом деле это было не так? — Глеб прервал паузу.
— Не совсем так. Инна, моя подруга, до сих пор счастлива со своим мужем. А я сбежала сюда, как только моя тётя, жившая здесь, согласилась нас с дочкой приютить.
— У тебя дочка есть?
— Есть. Это мой самый большой подарок, полученный от Севера.
— Может, всё-таки от мужа, — пошутил Глеб.
— В какой-то степени и от мужа, — согласилась она.
— А Царёва ты по мужу?
— Нет, по мужу я Самсонова. Как говорится, развод и девичья фамилия.
— А где сейчас твои родные, дочка и тётя?
— Тёти Клавы, к сожалению, нет уже на этом свете, — погрустнев, ответила Татьяна. — Когда она ушла, ей было за девяносто.
— Неплохо пожила твоя тётя.
— Всё равно мне её не хватает, — тихо вздохнув, призналась Татьяна, — даже сейчас.
— К сожалению, вечно никто в этом мире не живёт.
— Ты прав, но я успела сильно привязаться к тёте Клаве, и без неё мне бывает очень одиноко.
— А как же дочка?
— Она уже взрослая, учится в Питере в университете. У неё есть друг, с которым они собираются со временем пожениться. А здесь у меня только подруга Наталья.
— Хорошая подруга?
— Для меня да. А ты?