— Давай я немножечко тебя догружу, — предложил он.
— Если только немножечко.
— Самую капельку, — пообещал Глеб.
— Хорошо, — она зажмурила глаза, слоено собиралась прыгнуть в холодную воду.
— В 1900 году здесь открылся первый частный санаторий, — глядя на зажмуренные глаза Татьяны, Глеб не удержался и рассмеялся. — В 1907 году побережье Геленджикской бухты стало курортным официально.
— И это все? — недоверчиво спросила Татьяна.
— На сегодня всё, — ответил он.
— На сегодня? — она сделала большие глаза.
— Я пошутил, — снова рассмеялся он. — Идём есть чебуреки! — Идём! — радостно согласилась Татьяна.
Если честно, то большее впечатление на Татьяну произвёл не у сам город, а коттедж, в котором жил Глеб. Дом был двухэтажным, летняя кухня. Но главное — сад! В нём росли персики, черешня, абрикосы, самые настоящие грецкие орехи и даже благородный лавр!
— Уму непостижимо! — радовалась Татьяна. — Варишь себе суп, спохватилась, что забыла купить лавровый лист, в магазин бежать не надо! Пошла и сорвала в своём саду. А розы! — ликовала она. — И сколько винограда! Глеб! Этого всего не может быть!
— Почему не может быть? — спросил он.
— Потому что не может! — выдохнула она. — Это как «Баядерка»!
— При чём здесь «Баядерка»? — не понял он.
— При том, что ты мой сказочный восточный принц! И с таким царством, — она сделала широкий жест, словно пытаясь объять необъятное.
— Если уж говорить о принце, то я всё-таки не восточный, а южный! — он схватил её в охапку и закружил. — Ты моя царица Шамаханская.
— Только не Шамаханская, — жалобно попросила она.
— Почему не Шамаханская?
— Потому что она вредная была, всех ссорила. А я не такая!
Я хорошая!
— Белая и пушистая! — улыбнулся он.
— Не вздумай иронизировать!
— Хорошо-хорошо, — он поднял руки, — сдаюсь, ты просто моя царица.
— Согласна, — с серьёзным видом кивнула она.
— Я ведь не показал тебе памятник Лермонтову! — хлопнул он себя рукой по лбу.
— Не показал. В юности я читала о пребывании Михаила Юрьевича в этих местах, но сейчас в памяти ничего не сохранилось.
— Немудрено, — ответил Глеб, — у меня у самого многое из памяти улетучилось. А если вернуться к Лермонтову, то ты, наверное, помнишь, что его стихотворение «Смерть поэта» не понравилось царю.
— Ещё бы!
— Царь изволил гневаться, и поэта из лейб-гвардии перевели в Нижегородский драгунский полк действующей армии. В сентябре 1837 года он по морю из Тамани прибыл в Геленджик в расположение ставки генерала Вельяминова. Позже поэт в своём романе «Герой нашего времени» заставил проделать этот же путь Печорина.
— Это я помню, — обронила Татьяна задумчиво.
— А чтобы не забывали потомки, неподалёку от берега Геленджикской бухты Лермонтову воздвигли памятник, а на постаменте разместили факсимиле его подписи. Кстати, Пешеходная набережная, которая начинается в этом месте и идёт вдоль бухты на северо-запад, носит название Лермонтовского бульвара. Тань! — окликнул он её.
— Что? — встрепенулась она.
— Ты слушаешь меня или нет?!
— Слушаю.
— А мне показалось, что ты думаешь о чём-то своём и мы с Лермонтовым мало тебе интересны.
Татьяна рассмеялась, а потом попросила:
— Не надо ни с кем себя связывать.
— Не буду, — пообещал он. — Так о чём ты думала?
— А ты смеяться не будешь?
— Не буду.
— Дай слово! — потребовала она.
— Честное пионерское, — не моргнув глазом, ответил он.
— Понимаешь, когда я в отрочестве зачитывалась стихами Лермонтова, часто смотрела на его портрет в сборнике. Он казался мне таким взрослым, умным и красивым. А теперь…
— Что теперь? — спросил Глеб.
— Теперь я намного старше его. И с высоты своих лет понимаю, что он тогда был почти ребёнком. А его убили.
— Тань, — Глеб приобнял её, — предположим, что ребёнком он тогда не был. А о том, что произошло, не нам судить.
— Почему? — широко открыла она глаза.
— Всё было сложнее, чем нам кажется. Давай лучше жить своей жизнью.
— Может быть, ты и прав, — согласилась Татьяна, и тень грусти медленно сошла с её лица. — Знаешь… — проговорила она мгновенье спустя, доверчиво посмотрев на него.
— Что? — тихо спросил он и ласково обвёл указательным пальцем контур её губ.
— Если мы с тобой поженимся и я останусь здесь, то… — голос её замер в нерешительности.
— И что же произойдёт тогда? — с улыбкой поторопил её Глеб.
— Я попрошу Наталью присматривать за моей квартирой и взять под опеку дачу.
— О! — Лисовский сложил губы трубочкой.
— Что? — не поняла она.
— С Натальей ты не расплатишься! — он рассмеялся.
— Да ну тебя, — отмахнулась Татьяна, — я говорю серьёзные вещи, а у тебя всё шуточки. Разве не понимаешь, что это важно для меня?
— Извини, я был неправ. Мы обязательно уладим этот вопрос к обоюдному удовольствию.
— Никакого улаживания с твоей стороны! Я сама поговорю с Натальей.
— А ты подумала, что скажет на это её муж?
— Я итак знаю наверняка, что скажет Алекс.
— И что же? — полюбопытствовал мужчина.
— «Как хочешь, Ната».
Глеба настолько это развеселило, что он даже в ладоши захлопал.
— А что ты на его месте ответил бы? — спросила Татьяна с живейшим интересом.
— То же самое, — успокоил её Глеб. И то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс: — Уверяю, дорогая, я необычайно покладистый субъект.
— Надеюсь, только со мной? — уточнила она.
— Естественно! — сказал он с долей возмущения, мол, как она могла подумать иначе.
На этот раз рассмеялась Татьяна.
— Наконец-то я тебя развеселил, — обрадовался Глеб.
— Я думаю, — вернулась Татьяна к мысли, всё ещё не дававшей ей полного успокоения, — что Олеся и Дима, отучившись в Питере, вернутся домой. Будут жить в квартире, оставленной нам тётей, и не забросят дачу, ведь выращенные своими руками овощи и фрукты совсем не те, что продаются в супермаркетах. В них столько химикатов, что тараканов травить ими можно, особенно привозными.
— По-моему, ты немного преувеличиваешь, — заметил Глеб.
— Если только немного, — ответила Татьяна, — я-то теперь всё натуральное буду есть, — и она уже по-хозяйски обвела рукой участок Глеба, — а дети?
— Они будут приезжать к нам, — ответил Глеб, догадавшись, о чём она думает.
— Раз в год? — спросила она.
— Внуки могут жить у нас всё лето, — великодушно предложил он.
— Пусть они сначала появятся, — вздохнула Татьяна.
— Появятся, куда им деваться-то, — успокоил любимый мужчина, — не торопи время. Оно и так слишком быстро мчится, — на этот раз вздохнул сам.
Татьяна, встревожившись, что испортила ему настроение, попросила:
— Глебушка, пойдём на море.
— Пойдём, — ответил он.
Он привёз её на центральный городской пляж Геленджика. Татьяна заметила, что пляж покрыт песком и лишь кое-где виднеется галька.
— А он длинный? — спросила она.
— Кто?
— Пляж, конечно!
— Около полутора километров в длину, в ширину в разных местах от 3 до 80 метров.
— Здорово, — сказала Татьяна.
— Хочешь искупаться?
— Не так скоро. Дай привыкнуть, — попросила она.
— Кстати, в центре пляжа есть морской вокзал с лодочными причалами. Хочешь покататься? — предложил он.
— Пока нет! Сам же велел не гнать лошадей! В смысле, не торопиться, — исправилась Татьяна. И вдруг замерла на месте. — Что это там? — воскликнула она.
— Где?
— Прямо по курсу! — нетерпеливо взмахнула рукой.
— «Белая невеста», — ответил он спокойно.
— Белая что?
— Невеста. Чего ты так кричишь?
— Понимаешь, я видела её!
— Где?
— Ты не поверишь, во сне!
— Почему же не поверю, — едва заметная улыбка тронула его губы. — Я охотно верю тебе.
— Почему веришь? — недоверчиво спросила она.
— Потому что это подсказка судьбы. Ты должна остаться здесь со мной!
— В твоих словах есть доля истины.