– Джени, – раздраженно сказал Старкс, – почему бы тебе не пойти и не узнать, что нужно миссис Богл? Чего ты ждешь?
Джени хотела дождаться конца игры ухаживания, но не стала возражать мужу. Она недовольно поднялась и направилась в магазин. На веранду она вернулась, щетинясь колючками как еж. На лице ее явственно было написано недовольство. Джо это заметил и начал злиться.
Тем временем, Джим Вестон тайком занял десять центов и начал громогласно уговаривать Дейзи что‑нибудь выбрать в магазине. В конце концов она согласилась принять от него маринованную свиную ножку. Когда они вошли, Джени упаковывала большой заказ, поэтому обслужить их взялся Лам. Но на веранду вернулся без ножки.
– Мистер Старкс, свиные ножки кончились! – крикнул он.
– Не может быть, Лам. Только вчера из Джексонвилля доставили целую бочку.
Джо вошел в магазин, чтобы помочь Ламу в поисках товара, но тоже не смог найти новой бочки. Он подошел к столу, где накалывал на большой гвоздь свои заказы.
– Джени, где последний счет?
– Там, на гвозде… Разве его там нет?
– Нет его. Ты не наколола его, как я тебе велел. Если бы ты поменьше шлялась по улицам и больше занималась делами, то смогла бы хоть что‑то сделать правильно.
– Посмотри на столе, Джоди. Счет никак не мог пропасть. Если его нет на гвозде, значит, он на твоем столе. Если посмотришь, наверняка найдешь.
– С тобой мне половину времени приходится тратить на поиски. Я постоянно твержу, что все бумаги нужно накалывать на этот гвоздь! А ты вечно со мной споришь. Ну почему ты не можешь сделать так, как я говорю?
– Ты вечно твердишь мне, что я должна делать, а я тебе даже ответить не могу!
– Потому что тебя нужно учить, – разозлился Джо. – И я должен это делать. Кто‑то должен думать за женщин, детей, кур и коров! За всех, кто не умеет думать самостоятельно!
– Я многое знаю! И женщины тоже иногда думают!
– Не уверен. Им лишь кажется, что они думают. Когда я вижу что‑то одно, то понимаю десяток. Ты же видишь десяток и не понимаешь ничего.
Такие сцены повторялись снова и снова, и Джени начала задумываться о судьбе своего брака. Порой она изо всех сил старалась сдержаться, но и это не помогало. Джо злился все больше. Он хотел полного подчинения и продолжал скандалить, пока не добивался своего.
А Джени постепенно училась сжимать зубы и молчать. Дух брака покинул спальню и переселился с гостиную. Здесь пожимали руки гостям, но в спальне все стало по-другому. Она даже повесила над кроватью изображение Девы Марии – как образ супружеской любви. Но близость между Джо и Джени совсем пропала. Кровать стала местом, куда она просто приходила отдыхать после тяжелого дня.
С Джо ее лепестки больше не раскрывались. Ей было двадцать четыре года, она семь лет была замужем. Ей стало это окончательно понятно после того, когда Джо на кухне дал ей пощечину. Это случилось во время ужина. У всех женщин на кухне порой случаются неудачи. Они планируют, готовят, стараются, а потом какой‑нибудь проказливый кухонный дух подбрасывает в их кастрюли подгоревшую, комковатую безвкусную массу. Джени хорошо готовила, и Джо всегда с нетерпением ждал ужина, чтобы позабыть о тяготах дня. Когда же хлеб не поднялся, рыба не отделилась от костей, а рис подгорел, он отхлестал Джени по щекам, пока у нее не зазвенело в ушах. Он высказал ей все, что о ней думает, и вернулся в магазин.
Джени остолбенела, не замечая, как идет время. И стояла так, пока внутри нее что‑то не оборвалось. Потом она погрузилась в себя, чтобы посмотреть, что же это было. Оказалось, что это образ Джоди рухнул и разбился. Но, глядя на осколки, она понимала, что он никогда не был фигурой из плоти и крови. Просто нечто такое, во что она вцепилась, чтобы замаскировать свои мечты. Она отвернулась от осколков и посмотрела вперед. Над ее мужчиной больше не витала золотистая пыльца цветущих деревьев, а на месте лепестков она не видела блестящего молодого плода. Джени обнаружила в себе массу мыслей, о которых никогда не говорила мужу, и множество эмоций, о которых Джоди даже не догадывался. Они таились в тех уголках ее сердца, где он никогда их не обнаружил бы. Она берегла чувства для мужчины, которого никогда не видела. Теперь у нее был мир внутренний и внешняя оболочка, и она неожиданно научилась не смешивать их.
Джени помылась, надела свежее платье, повязала голову платком и пошла в магазин, пока Джоди не послал за ней. Так она уступила внешней оболочке.
А сам Джоди сидел на веранде. Как обычно в это время суток, там собралась добрая половина Итонвилла. Джоди поддразнивал миссис Тони Роббинс – он всегда так делал, когда она приходила в магазин. Джени видела, что он искоса за ней наблюдает, продолжая обмениваться грубоватыми шутками с миссис Роббинс. Ему хотелось снова помириться с женой. Широкая улыбка предназначалась не только собеседнице, но и ей тоже. Он хотел мира – но на собственных условиях.
– Не понимаю, миссис Роббинс, зачем вы сюда пришли и пристаете ко мне?! Ведь вы видите, что я читаю газету! – Мэр Старкс опустил газету с притворным раздражением.
Миссис Роббинс печально опустила глаза и заканючила:
– Потому что я голодная, мистер Старкс. Я голодная. Мы с детьми голодаем. Тони меня не коооормит!
Этого‑то все и ждали – веранда грохнула хохотом.
– Миссис Роббинс, как вы можете голодать, если Тони каждую субботу приходит сюда и покупает продукты, как и подобает мужчине?
– Если он и делает покупки, как вы говорите, мистер Старкс, то одному Богу известно, что он со всем этим делает. Он не приносит еду домой, и мы с моими бедными детьми голодаааааем! Мистер Старкс, пожалуйста, дайте хоть кусочек мяса мне и моим малышам!
– Я знаю, что вам это не нужно, но входите. Вы все равно не дадите мне почитать, пока