Глава 1
Далекие корабли, на которые мечтает взойти каждый мужчина. К некоторым они приходят с приливом. Для других они постоянно маячат на горизонте, никогда не скрываясь из виду и никогда не приставая к берегу, пока Следящий не отведет свой уставший взор, а Время высмеет его мечты, послав ему смерть. Такова жизнь мужчин.
Женщины забывают все то, чего не хотят помнить, и помнят все, чего не хотят забывать. Мечта – это истина. И они действуют и поступают в соответствии с ней.
В начале этой книги была женщина, и она вернулась, похоронив мертвых. Не тех, кто болел и умирал в окружении друзей. Она вернулась, похоронив мокрых и раздутых; умерших неожиданно, с широко раскрытыми в осуждении глазами.
Все смотрели, как она вернулась, потому что было это на закате. Солнце село, но оставило свой след на небе. В это время все сидят на крылечках у дороги. В это время все слушают и обсуждают. Весь день люди были безъязыкими, глухими и слепыми вещами. Их место занимали мулы и другие животные. Но когда солнце и начальники скрылись, «тела» снова стали сильными и человечными. Люди стали повелителями звуков и малых вещей. Целые народы говорили их ртами. Они сидели и судили.
Они заметили женщину, которая заставила их вспомнить зависть, хранимую с давних времен. Они прожевали свой мозг и с облегчением проглотили. Они делали из вопросов мучительные обвинения и орудия убийства из смеха. Это была массовая жестокость. И настроение их оживилось. Их слова шли без хозяев; они шли вместе, как гармония песни.
– Чего это она вернулась в рабочей одежде? У нее что, платья не нашлось?
– Где то синее атласное платье, в котором она уходила?
– Где все те деньги, которые заработал ее муж и после смерти оставил ей?
– Что эта старая 40‑летняя женщина сделала со своими волосами – они распущены по спине, как у молоденькой?
– Куда она дела того молодого парня, с которым сбежала отсюда?
– Я думала, она собиралась замуж?
– Где он бросил ее?
– Что он сделал со всеми ее деньгами?
– Зуб даю, он сбежал с какой‑нибудь девчонкой, такой молоденькой, что у нее еще и волос‑то нет – почему она не осталась в своем классе?..
Подойдя к ним, женщина повернулась и заговорила. Они пробурчали «добрый вечер». Их рты раскрылись, а уши преисполнились надежды. Речь ее была довольно приятной, она не остановилась, а пошла прямо к своим воротам. Люди на крыльце продолжали смотреть ей вслед. Мужчины заметили ее крепкие ягодицы – словно в каждом заднем кармане у нее лежало по грейпфруту. Копна черных волос свисала до талии и колыхалась на ветру, как плюмаж [9]. Ее пышная грудь, казалось, пытается вырваться из рубашки. А то, чего мужчины не увидели, они без труда домыслили. Женщины смотрели на вылинявшую рубашку и грязные брюки и отворачивались от воспоминаний. Это было их оружие против ее силы. А если оно окажется бесполезным, оставалась надежда, что когда‑нибудь она может опуститься до их уровня.
Но никто не двигался, никто не говорил, никто даже слюны не сглотнул, пока ворота за ней не захлопнулись.
Перл Стоун разинула рот и громко расхохоталась, потому что не знала, что еще может сделать. Хохоча, она повалилась на миссис Сампкинс. Миссис Сампкинс сердито фыркнула и цыкнула зубом.
– Надо же! Все вы обратили на нее внимание! Я не такая. И мне нет до нее дела. Если ей не хватает манер, чтобы остановиться и поговорить с людьми о своей жизни, пусть убирается!
– О ней не стоит говорить, – буркнула в нос Лулу Мосс. – Она высоко сидит, да смотрит низко. Так я говорю о тех старых бабах, что бегают за молодыми мальчиками.
Фиби Ватсон, сидевшая в кресле-качалке, наклонилась вперед и сказала:
– Никто не знает, есть тут о чем говорить или нет. А я – ее лучшая подруга, и я ничего не знаю.
– Может быть, мы и не разбираемся, как ты, но мы все знаем, как она уехала отсюда, а теперь мы видим, как она вернулась. Можешь даже не пытаться защищать старую бабу Джени Старкс, Фиби! И неважно, подруга ты ей или нет.
– Вообще‑то она не такая старая, как многие из вас.
– Насколько я знаю, Фиби, ей уже за сорок…
– На взгляд не больше сорока…
– Все равно она слишком стара для такого парня, как Кекс…
– Кекс не был мальчиком… Ему самому около тридцати…
– Да какая разница! Она могла бы остановиться и перекинуться с нами словцом. Она прошла так, словно мы сделали ей что‑то плохое, – взвизгнула Перл Стоун. – А ведь это она поступила дурно!
– Хочешь сказать, что ты бесишься из-за того, что она не остановилась и не рассказала о себе? И что же такого ужасного она сделала, что вы все беситесь? Худшее, что я о ней знаю, это то, что она убавила себе несколько лет – и это никому не повредило… Я от вас устала. Вы говорите так, словно все жители этого города в постели исключительно Богу молятся, не делая ничего другого. Уж простите, но я пойду домой – нужно принести ей какой‑нибудь ужин.
Фиби резко поднялась.
– Не злись, – улыбнулась Лулу. – Делай как хочешь. А мы зайдем к тебе, когда вернешься… Загляни, узнай, как она там… А потом нам расскажешь…
– Ага, – согласилась Перл. – Я приготовила жаркое – немного мяса и хлеба ей не повредит. И я могу уйти из дома на сколько угодно. Мой муж не шибко скандалит.
– Эй, Фиби, если ты готова пойти, я тоже могу пойти с тобой, – вызвалась миссис Сампкинс. – Уже темнеет. Тебя может поймать бугимен! [10]
– Нет, спасибо. Никто меня не поймает – здесь ходу‑то несколько шагов. Я пойду. Муж велел сказать, что даже самый отъявленный бандит меня не поймает. Если она захочет что‑то вам передать, вы услышите.
Фиби взяла миску с мулатским рисом, накрыла крышкой и пошла прочь. Она спустилась с крыльца, оставив позади все незаданные вопросы. Соседки надеялись, что ответы будут острыми и необычными. Подойдя к дому, Фиби Ватсон не стала входить через главные ворота и идти мимо пальм прямо к входной двери. Она зашла