Я дала Сиенне медицинский ярлык, чтобы объяснить ее трудности. Я подкрепила это письмом, в котором требовала, чтобы университет облегчил ей жизнь. Действительно ли она нуждалась именно в этом? Двадцать лет назад я бы объяснила феномен диссоциации, не употребляя самого этого слова. Я могла бы даже сказать Сиенне гораздо менее окольным путем, что, на мой взгляд, она взяла на себя слишком много. В наши дни врачу трудно это сделать. Прежде чем обратиться к врачу-специалисту вроде меня, люди записываются на прием к семейному врачу, который почти наверняка успокоит их. И только если эта стратегия не сработала, люди наконец идут к узким специалистам. Наиболее удовлетворительные встречи врача и пациента – это те, при которых диагноз предлагается и принимается. Страховые компании, больничные листы и системы кодирования – все это заставляет врачей помещать пациентов в рамки классификации.
Поскольку Сиенна обратилась в специализированный консультационный центр за вторым мнением, я предположила, что не смогу удовлетворить ее, если не поставлю определенный диагноз, которому она сможет доверять. Вот я и сделала именно это. Я могла бы назвать это успехом, но какой была долгосрочная цена? Сиенна проявляла склонность к воплощению медицинских диагнозов, так не выведет ли ее из строя диссоциативное расстройство, как уже произошло с диагнозом СПОТ? После того как Сиенне дали тот ярлык, она приняла его так активно, что ей стало только хуже, а не лучше.
Диссоциация – это нормальное явление, при котором может быть трудно понять, где заканчивается норма и начинается аномалия.
То же самое относится и ко сну: все мы спим по-разному. Вот почему, хотя установление норм в популяции полезно с практической точки зрения, не так уж просто определить нужное количество сна для отдельного человека. Я полагаю, можно сказать, что аномалия начинается в тот момент, когда недостаток сна или диссоциация приводят к значительным трудностям с функционированием во внешнем мире. Если это так, то крайняя диссоциация, которую испытала Сиенна, действительно представляла собой болезнь и мой образ действий был правильным. Однако стоит учесть еще и потенциальный эффект навешивания на человека ярлыка «больной». Я могла бы приложить больше усилий, чтобы избежать ярлыка и сделать акцент на взаимодействии Сиенны с миром. Я решила предложить Сиенне медицинский термин, поскольку думала, что другого результата она не примет. При этом я взяла на себя риск того, что проявятся эффекты зацикленности и классификации по Хакингу, и дала ей возможность играть новую роль больной. Это и есть культуральный синдром западной медицины: мы создаем больных людей. Мы превращаем в болезнь отклонение от нормы, даже когда не находим объективной патологии. Иногда мы поступаем правильно, но и ошибаемся чаще, чем думают люди. И если синдром отстраненности и гаванский синдром затрагивают небольшие группы, то западная медицина вводит в мир новые классификации в больших масштабах и без согласия людей, и в этом есть что-то пугающее.
Наличие или отсутствие болезни и заболевания не является непреложным научным фактом, как многие думают. Конечно, некоторые заболевания очевидны: либо они у вас есть, либо их нет. Но многие из них не вписываются в такую бинарную классификацию. С каких цифр высокое кровяное давление считается патологией и одинаковы ли эти цифры для всех? Большинство биологических показателей не имеют единой нормы; вместо этого существует диапазон значений, и все, что находится в его пределах, является нормальным.
При принятии решения о том, кто болен, а кто нет, возникает проблема определения того, где провести границу между нормальным и ненормальным.
Какими должны быть уровни гормонов, прежде чем их можно будет классифицировать как выходящие за пределы допустимого, нормального диапазона? Какая степень диссоциации – это слишком? Нормальные рост, вес, частота сердечных сокращений, содержание сахара в крови, уровень гемоглобина и многие другие биологические показатели устанавливаются экспертными комитетами, и эти ограничения определяют, кто болен, а кто здоров. Не имея абсолютно правильных или неправильных ответов, ученые используют свой опыт и знания, чтобы установить эти ограничения, но при этом присутствует элемент произвольности, и подобный процесс часто способствует чрезмерной диагностике. Поскольку западная медицина имеет четкий приоритет – найти как можно большее число заболеваний, границы устанавливаются именно для достижения этой цели. Западная медицинская система наказывает врачей, которые пропускают болезнь. В нашем сознании также господствует плохо проверенное предположение о том, что раннее выявление заболевания всегда к лучшему. У ученых и врачей есть все основания в мире для создания чрезмерно всеобъемлющих диагностических критериев.
Существует множество примеров того, как западная медицина превратила в больных тех людей, которые ранее были совершенно здоровы.
Например, в 2002 году группа экспертов сформировала комитет для разработки критериев, которые позволили бы на ранней стадии выявлять почечные заболевания. Почечная недостаточность опасна для жизни; она разрушительна для человека и дорого обходится системе здравоохранения. Комитет предположил, что, разработав критерии, достаточно всеобъемлющие для выявления самых ранних признаков заболевания почек, в конечном итоге можно сократить число случаев почечной недостаточности и, таким образом, спасти много жизней. Все это кажется просто замечательным, пока не увидишь последствия такого подхода. Из-за применения новых критериев значительному числу людей, которые не знали, что у них есть болезнь, и не обязательно искали ее, внезапно сказали, что у них есть медицинская проблема. Подсчитано, что 10 процентов людей в США и 14 процентов людей в Великобритании попали в новую расширенную категорию заболеваний почек. Для сравнения: до изменения критериев их было менее 2 процентов.
Проблема возникла с количеством новых случаев заболевания почек: если верить этим цифрам, то до трети людей старше шестидесяти пяти могут стоять на грани почечной недостаточности. Но это абсурд, поскольку ежегодно только у одного из тысячи людей на самом деле развивается терминальная стадия почечной недостаточности. Несоответствие в цифрах означало, что у подавляющего большинства из тех, кому