— Извини. Тебе ни к чему моя исповедь.
Нахмурив брови, от души мысленно костерю себя за излишнюю откровенность.
— Нет, все нормально. Ты мне, в некотором роде, даже польстила.
Миша поворачивается на бок и устремляет на меня удивлённый взгляд.
— Ладно. Давай сделаем вид, что этого не было? — прошу его.
— Чего именно? Твоего оргазма или разговора? Потому что насчёт первого я решительно против.
Я улыбаюсь.
— А ты настойчивый.
— Упертый, да. Этого у меня не отнять. Если что-то вобью себе в голову — в лепешку расшибусь, но получу.
— А я наоборот — очень уступчивая. Не путать с "легкодоступная". Хотя теперь… — пожимаю плечами и отворачиваюсь.
— Эй, ты чего? — Миша гладит мои согнутые в коленях ноги. — Я не считаю тебя легкодоступной. Если ты такая, то и я тоже.
— Нет. У мужчин это называется — дамский угодник, — поправляю его.
— Ха, — прыскает парень. — Ты выражаешься, как моя бабуля.
— Сказал тот, кто называет девушек барышнями.
— Точно, — соглашается Миша, а затем снова перекатывается на спину. — Если честно, никакой я не угодник, — парень смотрит в потолок. — Ладно. Ты со мной поделилась, я тоже тебе кое-что скажу. Раньше… — делает паузу и продолжает совершенно другим, более серьёзным тоном: — Раньше мне тоже требовалось гораздо больше времени, чтобы удовлетворить свою девушку. Гораздо больше, — подчеркивает он. — Иногда это раздражало.
Опираясь на руки, Миша садится рядом.
— Хм, — бормочу я, тронутая его признанием.
— Что "хм"?
— Вы обсуждали, почему так происходит?
— Да. Постоянно.
Ого. Какой же он милый.
— А мы — нет, — говорю я. — Ты первый мужчина, да что там мужчина, ты первый человек, с которым я обсуждаю такие интимные вещи.
— Сказать по правде, нам разговоры не очень помогали, но я думаю, что молчать ещё хуже. Мы, парни, предпочитаем конкретику. Расскажи, как именно тебе нравится больше всего?
— В какой позе?
— Да, — Миша не сводит с меня своих серых глаз.
Я вижу в них жгучий интерес.
— Раньше мне нравилось сверху.
— Ты хотела контролировать процесс?
— Не то, чтобы хотела, но я могла. Иногда это действовало. А теперь я уже и не знаю, как мне больше нравится.
— Давай проверим позже? — усмехается Миша. — Если ты не возражаешь?
Сама вероятность того, что я снова могу испытать то невероятное удовольствие, которое пережила с Мишей, заставляет мое сердце подпрыгивать в груди.
— Да какие уж тут возражения.
Довольный таким ответом Миша двигается ближе, накрывает ладонью одну грудь и приподнимает ее.
— Как же мне это нравится, — говорит он, глядя мне в глаза. Я тихонько хихикаю. — Что смешного?
— Обычно, когда парень заинтересован моей грудью, он не говорит это напрямую, а замечает, какие красивые у меня глаза, — объясняю я.
— А сам при этом смотрит на грудь?
— Точно.
— Ну что тут скажешь, мне и глаза твои нравятся, и сиськи. Хотя сиськи больше нравятся моему члену.
— Как же это по-мужски! — восклицаю я.
— Что по-мужски? — часто моргает Миша. Его рука замирает у меня на животе.
— Привычка очеловечивать свои гениталии.
— А разве женщина так не делает? — хлопает глазами Миша, явно дурачась.
— Нет. У моей вагины гораздо меньше прав и свобод, чем у меня, — я подхватываю его пошловатый тон. — Она — лишь часть меня, а не руководящий орган.
— Знаешь, не надо! — фыркает парень. — Все эти россказни, что мужчины думают членом — стереотип. И, если хочешь, женский шовинизм. Вы, дамочки, тоже любители попритеснять нашего брата.
— А вот и нет! Да вам вообще вольготно живётся! Вот смотри, взять животных. Кто из них самые привлекательные?
— Кто? — Миша приподнимает бровь.
— Самцы!
— И что?
Увлеченная нашим нелепым спором, я вхожу во вкус.
— А то! В животном мире женщинам, то есть, самкам, даже самым странным и стремным и стараться не надо! Красавец-самец сам ее найдет. Почему у людей все не так? — вопрошаю я.
— Подожди, — хмурится парень, — я пытаюсь понять твою логику. Нет, — с улыбкой качает головой. — Не понимаю.
— Я думаю, мужчины обнаглели. Все им не так. Не та фигура, не тот характер. А тут еще эта чертова статистика, которая говорит, что холостяки на вес золота. И что нам, женщинам, остается?
— Что?
— Лезть вон из кожи. Но и это не помогает.
— Я думаю, что твои наблюдения — это частный случай. Все люди разные. Вот ради меня никто не лез из кожи вон.
— А ты? — тихо спрашиваю я уже без прежней иронии.
— Да и я не лез, — также серьезно признается Миша. — Но мне кажется, что это неправильно — угождать кому-то, подстраиваться или отказываться от мечты. Так можно и себя потерять.
— Наверное, это со мной и случилось.
— Лично я так не считаю, — замечает парень. — Я вижу перед собой очень смелую и даже дерзкую девушку. Взять хотя бы нашу глупую сделку. Или тот поцелуй на глазах у всех. Или вот этот наш разговор о личном.
Глядя на него, я испытываю какой-то патологический приступ доверия.
— Миш, не подумай, что я сбрендила, но мне кажется, будто я знаю тебя очень давно.
— Со мной та же история. Но это же здорово, да?
Я вновь подмечаю его забавную манеру уточнять у меня отдельные моменты нашего разговора.
— Это слишком уж здорово, Миш. Так здорово, что даже не верится.
— Ты просто удивительная девушка, Алёна Тимофеева, — глаза Миши расширяются.
От его взгляда и голоса бабочки в моем животе немедленно устраивают отвязный сейшн, заставляя меня трепетать, как какую-то глупую барышню.
Барышню?
Я правда так сказала?
Глава 6. Миша
Оставив свои вещи в камере хранения и оформив ски пасс, мы с братом выходим из пункта проката. Девушки еще переодеваются, поэтому мы взяли кофе, чтобы скрасить время в их ожидании.
Сделав глоток горячего напитка, я поднимаю глаза к небу. Солнце светит, воздух бодрит, вокруг блестит свежевыпавший снег. Температура, по арктическим меркам, сегодня просто детская, но климат в наших широтах такой дерзкий, что даже небольшой минус ощущается как мини версия ледникового периода.
— Мороз и солнце. День чудесный! — глубоко вздохнув, я неожиданно для себя самого вспоминаю школьную классику. — Слушай, Дрон, если твоя следующая днюха будет не такой интересной, даже не зови, — загадочно улыбаюсь, имея в виду совсем не зимний пейзаж.
Андрюха недолго изучает мое лицо и качает головой:
— Значит ты с Тимофеевой… — он не договаривает, но на его роже и так все написано.
— Не понимаю, о чем ты, — дурачусь я.
Оглянувшись, брат откашливается в кулак.
— Мы вас с Яной вчера слышали.