Старше средних лет, крепкие, жилистые, в добротной одежде, на первый взгляд, они создавали впечатление разночинцев, но, присмотревшись, Егор вдруг понял, что мужики эти весьма непростые. Присев за соседний столик, они спросили себе какой-то выпечки и принялись что-то тихо обсуждать. Отслеживая непонятных посетителей краем глаза, парень не спеша лакомился шербетом, запивая его кофе по-турецки. Неожиданно один из мужиков поднялся и, подойдя к его столику, тихо спросил:
– Побаять можем, сударь?
– Так вас там трое. Чего промеж себя не баяли? – иронично поинтересовался парень, кивая на его сопровождение.
– Ловок, – одобрительно усмехнулся мужик в русую с проседью бороду. – Да только дело у меня до тебя имеется. Так позволишь присесть? И вправду разговор к тебе имеется.
– Ну, как говорится, в ногах правды нет, – кивнул Егор, указывая ему на стул напротив. – Хотя ее и выше не наблюдается, – не удержавшись, добавил он.
– И вправду ловок, – рассмеялся мужик, сообразив, о чем он.
– Благодарствую. Но вы бы представились, любезный. Не люблю я с неизвестными говорить, – все так же безразлично ответил парень.
– Кто я, дело теперь десятое. Меня просили сказать тебе. Убрал бы ты, сударь, головы с тракта, – чуть помолчав, решительно заявил мужик.
– Мне они не мешают, – пожал Егор плечами.
– Не по-божески то, – угрюмо проворчал мужик.
– А добро чужое зорить, простых людей по миру пускать, детей малых на смерть голодную обрекать по-божески? – зашипел Егор в ответ, в одно мгновение превратившись в разъяренного зверя. – Варнаки ваши с иноземцев всяких деньгу рубят, а люд простой за их барыши должен жизни свои отдавать? Нет уж. Не будет того.
– А иноземцы тут с какого боку? – откровенно удивился мужик.
– С такого, что это им надобно, чтобы я испугался и перестал жандармам да еще службам всяким бумаги переводить, которые те иноземцы пишут, чтобы государству нашему навредить. Так что плевать мне на племя ваше варначье с высокого минарета. Как придут, так тут и подохнут все. А головы им для убеждения, что слова мои – не звук пустой.
Говорил Егор тихо, но так, что сидевший перед ним мужик зябко ежился и прятал глаза. Высказавшись, парень не спеша глотнул кофе и, подняв руку, подозвал к себе официанта. Заказав еще чашечку, он дождался, когда половой отойдет, и, сложив руки на груди, мрачно поинтересовался:
– Еще чего сказать хочешь, или разойдемся на том?
– Погоди, барин. Ты откель знаешь, что заказ тот иноземцы дали? – тряхнув головой, уточнил мужик, остававшийся неизвестным.
– Они мне тем и грозили прежде. Пугали, что ежели не отступлюсь, станут имение мое разорять. Да только я не из пугливых, – ответил Егор, вспомнив, что в его времена среди деловых подобные дела разбирались иной раз похлеще, чем в полиции.
– Выходит, это правда, что тебя сам государь двумя Егориями наградил? – вдруг уточнил мужик.
– Я из его рук три ордена получил. О том и в газетах писали, – пожал Егор плечами.
– Выходит, тебе прежде иноземцы грозили, а когда не отступил, решили наших нанять? – переспросил мужик, оглаживая бороду.
– Именно так. Думаешь, мне жизни варначьи нужны? Да мне до вас и дела не было, пока вы в политику не полезли, – фыркнул парень, скривившись.
– Выходит, коль жандармы кого на деле этом прихватят, могут еще и политику приписать? – насторожившись, уточнил мужик.
– Могут и припишут, – решительно кивнул Егор. – Варнаки-то тут так, сошка мелкая. А вот заказчик их, то особая статья. Ради такой добычи жандармы не один десяток ваших в расход спишут.
– Ладно, барин. Понял я тебя, – помолчав, мрачно протянул мужик. – Выходит, весточка та и вправду от синемундирников была.
– Ты про то, что любого из ваших в имении моем без второго слова резать станут? – иронично уточнил парень.
– Угу.
– От них. Я и просил ее передать. Не хотел крови лишней. Да видать, не судьба. Не услышали вы меня.
– Так не бывало такого прежде, чтобы казаки так рьяно чужое добро хранили, – развел мужик руками. – За свое запросто горло перережут, а до чужого им и дела нет.
– Те казаки со мной из Персидского похода вернулись, потому и уважили просьбу мою, – коротко поведал Егор, внимательно отслеживая его реакцию.
– А ты и вправду смел, барич, – вдруг усмехнулся мужик. – Сразу понял, с кем говоришь, а все одно страху не имеешь.
– Меня теперь напугать трудно. Да и не с пустыми руками я гулять еду. Вы и охнуть не успеете, как всех троих тут положу.
– Выходит, правду про тебя баяли. За грань сходил, да после смертушки и вовсе бояться перестал.
– А чего ее бояться? – равнодушно хмыкнул Егор. – Когда ни помирать, все одно день терять. Вот ты сейчас есть, а вот тебя уже и нет вовсе. Только оболочка пустая лежит.
– Страшно там было? – помолчав, еле слышно спросил мужик.
– Страшно, – вздохнул Егор, решив закончить это дело миром. – Нет ничего. Ни верха, ни низа, ни света, ни тьмы. Вообще ничего. И только звон. Такой, еле слышный, словно комар где недалече пищит. И один ты. Совсем. Ни словом перемолвиться, ни взглядом встретиться. Пустота.
– Благодарствуй, барин, – помолчав, от души поблагодарил мужик, тяжко вздыхая. – Добре. Услыхал я тебя. Все как есть, Иванам нашим обскажу. А как они решат чего, так человечка к тебе с весточкой в имение отправят. Ты уж пригляди, чтобы казаки твои не обидели его.
– Днем спокойно по тракту поедет, не тронут, – отмахнулся Егор. – Ты им главное сказать не забудь. Не надобно простому варнаку в политику влезать. Не ваше то дело. Ведь пока вы по своим разбойным делам гуляете, вас, окромя полиции, никто и ловить не станет. А жандармы, те особ статья.
– Это верно. Тут и разговор иной будет, – мрачно поддакнул мужик. – А головы вели прибрать. Душевно тебя прошу.
– Вот ответа от Иванов ваших дождусь, а там видно будет. То ж не просто так сделано. А чтобы лихих ваших предупредить. Мол, ничего кроме смертушки вы тут не найдете. А что не по-божески, так как иначе-то племя ваше от дурного дела удержать? – развел парень руками.
– Ох, и отчаянный ты, барич, – покачал мужик головой. – Вроде глянешь, весь как есть на виду, а заговоришь, так ажно мураши по загривку. С чего злой-то такой стал?
– Так я ж не на вас злюсь, – отмахнулся Егор. – До вас мне и дела не было, пока варнаки ваши в политику не полезли, да заказы на меня у иноземцев всяких брать не стали. Я на них зол. И вот ту шваль давить стану без всякой жалости. И всех тех, кто