Сказать, что я была в ужасе от услышанного, значит, ничего не сказать. Шок накрыл с головой. Сердце колотилось о ребра будто безумное. Словно хотело их проломить и сбежать. Воздух отказывался проникать в легкие сквозь перехваченное спазмом горло. Но слез, как ни странно, не было. Только страх и растерянность. Что мне теперь делать? Кому я такая буду нужна? А ведь у меня нет ни родных, ни близких друзей!.. То есть, когда я начну медленно терять подвижность, превращаясь в бревно или овощ, никто не придет подержать меня за ручку и утешить!
— Ну-ну!.. Аврора, нельзя же так!.. — вдруг услышала я сквозь гул в ушах. Плечи обняли чьи-то сильные и заботливые руки. И не успела я навоображать себе невесть что, как Иная утешающе добавила: — Это не конец и не приговор. Всего лишь придется сменить профессию…
Сочувствию и доброму отношению удалось то, что не получилось у плохих известий: внутри меня будто плотину прорвало. И я разревелась, уткнувшись лицом в ткань медицинской формы…
Рыдала я долго. Почему-то Иная не давала мне успокоительных пилюль и не ставила уколов. Просто дала выплакаться. А когда слезы иссякли, протянула мне стакан воды.
— Посиди немного, приди в себя, — с тонкими нотками жалости в голосе предложила Иная. — А я пока сделаю все необходимые записи, напишу тебе выписку, направлю письмо в академию…
— А это точно?.. — перебила я ее с отчаянной надеждой. — Ошибки быть не может? Может, произошел сбой и электронный мозг что-то не так сделал?.. Давай перепроверим?
Иная, которая как раз собиралась сесть за свой рабочий стол, свалилась на него как подкошенная и с шумом вздохнула:
— Аврора…
В бирюзовых глазах стыло сострадание. Но мне хотелось не этого. Мозг отчаянно искал выход. Возможность оставить себе свою прежнюю жизнь…
— Нет, погоди!.. — Я даже обе ладони выставила вперед, практически умоляя дать мне высказаться, цепляясь за любой шанс. — А как же дедушкины выкладки?.. Как же твое исследование?..
Иная насупилась. Но к счастью, отмалчиваться не стала. Потому что, если бы медичка решила промолчать, я бы вряд ли смогла удержать себя в руках, скорее всего, сорвалась бы и закатила безобразную сцену.
— Понимаешь, девочка, — начала блондинка устало, — все мои расчеты применимы лишь к здоровому организму. Чтобы сделать новые расчеты для тебя, необходимо тебя сначала понаблюдать: выявить динамику заболевания, есть ли сопутствующие осложнения. На это нужно время. А как ты, должно быть, понимаешь, болезнь не станет терпеливо ждать, пока я все сделаю. Она будет прогрессировать. Следовательно, мои расчеты все время будут опаздывать, они будут устаревать еще до того, как я их закончу. А без расчетов…
Я все-таки не выдержала:
— Что? Ну что случится без них? — нервно перебила я арлинту. — Окажется недостаточно мутагена? Или что вы там используете? Так возьми больше! Вколи мне с запасом!..
— Мутация выйдет из-под контроля, — холодно осадила меня Иная. И посмотрела давяще, со значением: — Ты можешь вместо здоровья, выносливости и силы вообще лишиться возможности управлять собственными конечностями!
— Напугала, — горько хмыкнула я в ответ. — У меня впереди и так перспектива экзоскелета! Не забыла?
— Нет, — качнула медичка светловолосой головой. — Но экзоскелет экзоскелету не ровня. Аврора, пойми, мутации контролировать практически невозможно. Если они начнутся и пойдут не по тому пути…
Горло перехватило отчаяние. Вот зачем было дарить надежду? Чтобы сразу же сказать, что это невыполнимо?
Меня бросало из крайности в крайность. То казалось, что жизнь уже закончена и пора подводить итоги. То вдруг в душе разгоралась безумным светом надежда. И мне хватило ума понять, что подобные эмоциональные качели могут для меня закончиться крайне плачевно: я попросту сойду с ума.
Я снова выставила вперед ладонь, прерывая речь медички, и потрясла головой. Будто хотела вытрясти из нее все лишнее.
— Это ты пойми: если я не использую свой единственный шанс остаться полноценной…
— Модификантов сложно назвать полноценными, — возразила Иная прохладно, недовольно поджимая губы.
— Но они полноценнее, чем калека в экзоскелете, вынужденный полагаться на искусственный интеллект во всем! Даже в вопросе похода в туалет! — запальчиво паровала я. И Иная неожиданно молчаливо согласилась со мной.
Мы немного посидели в тишине, переваривая все, что только что произошло. А я еще и собиралась с мыслями, понимая, что если я сейчас не добьюсь своего, то второго шанса у меня уже не будет.
— Вот что, — начала я медленно, — я подпишу все бумаги, в которых будет указано, что я полностью проинформирована о последствиях, понимаю риски и беру ответственность на себя. Ты сможешь в таком случае провести операцию?
Иная молчала, кажется, целую вечность, перед тем как дать мне ответ. Но в итоге коротко выдохнула:
— Смогу. Но только в том случае, если командование даст мне добро.
Последующие сутки я словно спала и видела кошмарный сон. Иная не выпустила меня из здания, отведенного под медицинские службы. Я ходила, обвешанная датчиками с ног до головы. Каждый час меня поили какой-то гадостью, а потом заставляли приседать и отжиматься до потемнения в глазах. Четыре раза брали кровь через катетер, который Иная приспособила мне сразу же, как только мы с ней заключили договор. Но саму медичку я видела нечасто. Со мной занимались другая арлинта и фарна, с которой я столкнулась, когда искала Инаю. От них я знала, что сама Иная занята бюрократической работой: она добивалась разрешения на проведение эксперимента. Так медики деликатно называли то, что мне предстояло. Мне на терминологию было плевать. Главное, чтобы все получилось, чтобы я не превратилась в бесполезное неподвижное бревно.
Единственное, о чем я жалела, это о том, что не могу повидаться с Дайренном. Командор занозой сидел у меня в сердце, я скучала за ним. Но арлинта на этот счет высказалась категорично: или я во всем слушаюсь ее и скрупулезно следую ее предписаниям. Или могу идти искать командора. Но в таком случае про операцию я могу забыть.
Я не понимала категоричности блондинки. Что могло измениться из-за того, что я на полчаса покину медицинский блок и поговорю с командором? Впрочем, несмотря на непонимание, я предпочла подчиниться Инае. Слишком многое для меня стояло на кону.
Чуть больше, чем через сутки, нервная Иная прибежала ко мне с известием, что со мной хотят поговорить президент Альянса и министр здравоохранения. От этого сообщения я, мягко говоря, выпала в осадок. И не сопротивляясь, позволила вытащить меня в соседний корпус.
Отчасти накрывший меня от услышанного шок сослужил мне неплохую службу. Он словно наркоз заморозил все мои чувства и ощущения. И я бестрепетно смотрела на ожидавшего нас в комнате хмурого начальника лагеря, на висящие в воздухе голографические фигуры чиновников, среди которых я знала лишь одного: самого президента. Иши недовольно кивнул в ответ на наши с Инаей нестройные приветствия. И без всякого перехода сообщил:
— Вот она! — И мне почему-то почудились в его голосе нотки злости и неудовольствия.
Пока Иная четко докладывала, как была обнаружена болезнь, как мы с ней пришли к идее модификации моего генома и кто я вообще такая, я ломала голову, чем и когда успела насолить Иши. И почему начальник лагеря относится ко мне с едва прикрытой неприязнью. Пока не вспомнила, что начальник академии должен был перед нашим с командором прибытием о чем-то проинформировать Кайлима Иши. Так что, скорее всего, между двумя начальниками имелась какая-то договоренность. Которая сейчас подставляла голову Иши под начальственный гнев.
Едва эта догадка появилась в голове, как Иная закончила свой доклад. И на меня посыпались вопросы. Политиков интересовало все: кто я, как оказалась в лагере, а до этого в академии? Какие у меня успехи в учебе. Как так получилось, что первокурсница была направлена в лагерь переподготовки кадровых военных?
Последний вопрос был крайне скользким. А потому я сделала вид, что собираюсь обстоятельно ответить на все вопросы по очереди, и начала рассказывать свою биографию, надеясь, что кто-то да захочет задать уточняющий вопрос. А отвечая на дополнительные вопросы, смогу избежать ответов на неприятные. Так оно и получилось.