Вообще говоря, Надменные стали менее надменными, чем прежде. Они терпели неудачи в продолжающейся уже тысячу лет борьбе с насекомоподобными. Счет составлял 53 к 23724 в пользу противника. Зная об этом, наблюдатели понимали, что в подобных обстоятельствах бессмысленно говорить о физическом завоевании Земли. Она должна быть просто уничтожена.
Не было ничего проще. В арсеналах Надменных имелось множество средств для превращения в пыль обитаемых планет. К сожалению, они плохо работали против насекомоподобных, но были достаточно мощными, чтобы расправиться с человечеством. Однако наблюдатели занимали слишком низкую ступеньку в иерархии и не имели доступа к такому оружию.
От них требовалось лишь сообщить о результатах наблюдения, а потом воздействовать на человечество так, чтобы оно не в состоянии было оказать сопротивление, даже пассивное, когда прибудут очистные команды с дезинтеграторами планет.
Подобная процедура представляла собой определенную техническую проблему, но уже давно была решена. Похищенные представители человечества умирали страшно, но не напрасно. По крайней мере, с точки зрения Надменных, поскольку, погибая в мучениях, давали информацию, которая послужила Надменным для разработки соответствующих методов воздействия. Наблюдатели имели все необходимое оборудование.
С точки зрения похищенных людей, вопрос о том, напрасно они умирают или нет, естественно, имел совершенно иной ответ. Однако никому не пришло в голову их об этом спрашивать. Так или иначе, наблюдатели включили генераторы, которые должны были воздействовать на человечество и подготовить его к уничтожению.
Ожидая, пока накопится заряд, они послали сигнал ближайшему супердредноуту Надменных, чтобы он прибыл и завершил дело с помощью планетарной бомбы. Потом они задумались о своей дальнейшей судьбе. Дискуссия была не слишком плодотворной. Вероятность того, что комета Уджифусы-Макгинниса унесет их достаточно далеко, чтобы оказаться вне радиуса действия планетарной бомбы, была не слишком велика. Кроме того, никто из наблюдателей понятия не имел, каковы планы Надменных в их отношении, даже если они останутся невредимыми. Однако все наблюдатели сходились в одном: надежды на спасение невелики.
Займемся теперь Альбертом Новаком. Он находился на борту другого четырехмоторного реактивного самолета, который взлетел с аэродрома Кеннеди и взял курс на международный аэропорт Лос-Анджелеса. Альберт, коротко подстриженный молодой человек, был одержим некой идеей Рядом с ним сидел невысокий седой джентльмен с Запада, с загорелой физиономией брюзгливой черепахи, который протянул ему руку и сказал агрессивным тоном, кивая на иллюминатор:
— Чертова штука! Вы знаете, что космическое агентство хочет потратить тридцать миллиардов долларов из ваших налогов только на то, чтобы возле нее поболтаться? Тридцать миллиардов! Чтобы понюхать какой-то болотный газ! Я этого не допущу, пока я член Комиссии по Астронавтике и Космосу. Разрешите представиться. Я конгрессмен… — но он говорил в пустоту.
Альберт Новак не пожал ему руку, даже не удостоил его взглядом. Несмотря на то что под потолком на трех языках продолжала гореть надпись «Застегнуть ремни», он отстегнулся и двинулся по проходу между рядами кресел. Стюардессы зашипели на него и начали не спеша отстегиваться, чтобы препроводить на место. Он не обращал на них внимания. У него не было ни малейших намерений лететь в Лос-Анджелес, а к стюардессе он обратится, когда придет время. Он вошел в туалет с кассетным магнитофоном и закрыл за собой дверь на задвижку.
Магнитофон уже не годился ни для записи, ни для воспроизведения. Накануне Альберт изъял из него внутренности, заменив их несколькими дополнительными батарейками и мотком тонкого провода, которым он теперь осторожно соединял тридцать палочек динамита с запалами, которые вшил на глазах улыбавшейся близорукой матери под подкладку своего плаща.
Хотя Новак считал себя угонщиком, он не собирался заставлять пилотов менять курс и требовать посадки на Кубе, в Каракасе или в Алжире. Ему не был нужен самолет. Ему не были нужны даже сто миллионов долларов выкупа, которые он собирался потребовать.
Главным желанием Новака было обратить на себя чье-то внимание. Что касается продуманного во всех деталях плана, то он состоял в том, чтобы подойти к стюардессе с рукой на взрывателе, показать ей гениальное устройство, которое ему удалось протащить через детектор металла, отправиться с ней, как велит традиция, в кабину экипажа, а затем, когда авиакомпания начнет лихорадочно собирать пять миллионов непомеченных двадцатидолларовых банкнот, в которых он намеревался потребовать оплаты выкупа, замкнуть контакты и взорвать динамит ко всеобщей досаде и замешательству.
Он знал, что, уничтожая самолет, погибнет сам, но не придавал этому особого значения. Единственное, о чем он сожалел, это то, что он не увидит лицо матери, когда на нее накинутся репортеры и телевизионщики и она узнает, что ее сын разнес в клочья кучу людей и самолет стоимостью в тридцать миллионов долларов.
Генераторы в ядре кометы Уджифусы-Макгинниса были уже полностью заряжены.
Наблюдатели Надменных в мрачном настроении нацелили луч на планету Земля, Они тщательно все отрегулировали, поскольку знали, каковы могут быть последствия плохо сделанной работы. Когда все было готово, они сорвали пломбу, блокировавшую главный переключатель, и выпустили луч.
В сторону ближайшего полушария планеты сплошным потоком ударило свыше трех миллионов ватт энергии. В атмосфере сразу же произошли определенные химические изменения, а ветры разнесли их по всей планете.
Оборудование обладало строго направленным действием, но обслуживавшие его наблюдатели находились очень близко. За счет отражения от разреженных газов оболочки кометы излучение слегка задело и их.
Поскольку на основании экспериментов, проведенных две тысячи лет назад на похищенных, излучение было рассчитано специально против человечества, оно оказывало лишь ограниченное влияние на наблюдателей. Тем не менее они были двуполыми, теплокровными существами, дышавшими кислородом и во многом схожими с людьми, и поэтому оружие подействовало на них во многом так же, как должно было подействовать на человечество.
Сначала они ощутили резкий прилив эмоций, который определили (но лишь путем логических рассуждений) как радость. Поставить подобный диагноз было непросто, так как им не часто приходилось пребывать в таком состоянии. Но теперь они смотрели друг на друга с